Джеймс Фенимор Купер - Землемер

– О да. Благодарю вас от всей души. Признаюсь, я немного боялась за политические взгляды Тома, но, к счастью, все мои опасения рассеялись, и я не вижу больше причины беспокоиться.

– Как могли вы беспокоиться на мой счет, тогда как отец, мать и бабушка Кэт – все, если я не ошибаюсь, одобряют ее выбор.

– Ах, господин Литтлпейдж! Следовательно, вы не знаете вашего влияния на семейство. Отец ваш, матушка, сестра и бабушка – все одинаково отзываются о вас. Когда слушаешь иногда, как генерал рассказывает о каком-нибудь военном подвиге, право, думаешь, что он командовал только небольшим отрядом, а капитан Литтлпейдж – корпусом; миссис Литтлпейдж смотрит на все вашими глазами и не имеет другого мнения, кроме вашего, во всем, даже в хозяйстве; у Кэт вечно на языке имя брата: «брат говорит это… брат пишет это…»; а ваша бабушка думает, что ее вишни и персики не созревали, если бы майор Литтлпейдж, любимый внук ее, не сиял как яркое солнце!

Все это было сказано просто, шутя и так мило, что можно было сойти с ума.

– Вы мастерской кистью изобразили картину вымышленных семейных слабостей, мисс Бэйярд, я не скоро забуду ее. Она еще забавнее покажется в обществе, когда вспомнят, как мало майор Литтлпейдж заслуживает такого снисхождения.

– Последняя черта не принадлежит к моей картине, майор! Я от нее отказываюсь. В свете никто не узнает ее; а я и вы – не свет.

– Мы никогда не будем заменять друг для друга света. Это последнее мое замечание объясняет мою откровенность при нашем новом знакомстве. Вы понимаете теперь, почему Том так высоко ценит вас, а следовательно, и ваше мнение. Ваша сестра не вышла бы за него замуж, если бы вы плохо о нем думали.

– А иначе она выйдет за него?

– Не мне отвечать на этот вопрос. Оставим этот разговор; теперь я совершенно спокойна, зная, что вы не испытываете никакой политической неприязни к бедному Тому.

– Никакой, уверяю вас, никакой, легко быть великодушным, когда торжествуешь. Успех должен делать нас, вигов, снисходительными. Уверяю вас, что не буду возражать против политического мнения вашего брата. Матушка моя тоже придерживалась партий тори, на продолжении почти всей войны, и мне кажется, что Кэт от нее унаследовала эту приверженность.

Пока я говорил это, странная и даже, как мне показалось, тягостная улыбка появилась на лице Присциллы Бэйярд.

Заметив, что она больше не желает говорить на эту тему, я переменил разговор.

Мы с сестрой остались гостить в Сатанстое. Томас, живший недалеко, навещал нас каждый день. На протяжении этого времени я видел Присциллу два раза: один раз, когда сделал визит ее отцу, а другой – когда она приехала верхом, повидаться с сестрой.

Признаюсь, ни одна женщина не казалась мне непостижимее Присциллы.

Она была или превосходная актриса, или невинный, простодушный ребенок. Легко было заметить, что все мое семейство и даже родственники молодой девушки желали, чтобы я женился на Присс, но я не мог понять собственных ее чувств.

Она была слишком хороша, слишком грациозна, чтобы можно было на нее смотреть без восхищения, но я сомневался в ее искренности; мне казалось, что ее простота – верх искусства.

Легко угадать, что при этих обстоятельствах я берег и берег строго свое сердце, несмотря на желание моих друзей и на привлекательность мисс Бэйярд. Нельзя быстро влюбиться, когда подозреваешь увидеть недостатки, точно так же, как нельзя увидеть недостатки, когда уже влюблен.

В день, назначенный для нашего отъезда из Сатанстое, у меня был любопытный разговор с бабушкой. Мы говорили перед завтраком, пока Томас и его сестра, приехавшие накануне, чтобы проститься с нами, не сошли еще вниз. Бабушка назначила мне свидание в маленькой, вновь построенной беседке. Мы с удивительной точностью пришли туда одновременно в назначенное время. Увидев озабоченное лицо бабушки, я подумал, что она хочет сообщить мне что-нибудь важное. Любопытствуя узнать скорее, в чем дело, я сел на предназначенное мне место. Оба кресла стояли напротив друг друга. Бабушка надела очки, пристально на меня посмотрела, поправила мне волосы, как она это делала, когда я был ребенком. Заметив, что глаза ее наполнились слезами, которые медленно покатились по щекам, я стал опасаться, не оскорбил ли я ее чем-нибудь.

– Ради бога, бабушка, скажите, что такое случилось? Не сердитесь ли вы на меня?

– Нет, мой друг, нет. Ты всегда был добрым и почтительным внуком. Да, тебя нужно было бы назвать Гу… я буду повторять это пока жива. Я говорила об этом твоему отцу, когда ты родился, но он влюблен был в имя Мордаунт. Я согласна, это имя очень хорошее, уважается даже, как я слышала, и в Англии, но это скорее фамилия, чем имя… теперь, конечно, уже поздно: ты Мордаунт, Мордаунтом и останешься. Говорили ли тебе когда-нибудь, что ты похож на своего деда?

– Как же, бабушка! Маменька часто говорила мне об этом. Она несколько раз повторяла, что моя фамилия должна была бы быть Мордаунт, так я похож на ее отца.

– На ее отца! Какая мысль! Я в этом узнаю Аннеке! Она прекрасная женщина, я люблю ее как родную дочь; но иногда у нее бывают странные идеи! Чтобы ты был похож на Германа Мордаунта! Да ты вылитый портрет дедушки Литтлпейджа!

Я не возражал бабушке. Что же касается меня, то я всегда слышал, что в чертах моего лица было сходство с обеими фамилиями, что и давало право обоим семействам оспаривать свою часть, и возбуждало в каждом из них пристрастие ко мне. Моя добрая бабушка до того была убеждена в действительном сходстве моем с «старым генералом», как обычно она называла покойного своего мужа, что прежде, чем сказать мне, зачем она позвала меня в беседку, она вытерла глаза, устремила на меня взор и сказала:

– О, эти глаза!.. этот лоб!.. рот!.. уже не говорю об улыбке… какое сходство!

После всех этих сравнений я не знал, что же осталось на долю фамилии Мордаунта. Правда, у меня были голубые глаза, а у «старого генерала» черные как смоль; нос у меня был греческий, тогда как у него был чисто римский; но моя милая бабушка не обращала внимания на такие мелочи.

– Ну, мой друг, – сказала она наконец, – что скажешь ты о женихе Кэт? Господин Бэйярд прекрасный молодой человек, не правда ли?

– Так он точно жених Кэт? И сестра согласна?

– Как же, мой друг! – сказала бабушка, улыбнувшись лукаво, как семнадцатилетняя девушка. – Давным-давно! Все решительно согласны, а Аннеке просто в восхищении! Не хватало только твоего одобрения. «Видите ли, бабушка, сказала мне Кэт, не хорошо, если я, не дождавшись брата, соглашусь выйти замуж за человека, которого он не знает. Подождем его возвращения». Не правда ли, это очень умный поступок с ее стороны.