Джеймс Фенимор Купер - Землемер

– Я ответил ей, что возвращаюсь в Сатанстое, откуда я давно уже уехал. Ведь вы никогда не догадаетесь, что она мне сказала?

– Нет, не догадаюсь. Говори скорей.

– «Что ты называешь таким странным словом, – сказала она, вытянув лицо, как будто перед ней леший стоял. – Сатанстое!.. Чертов ноготь! Ты, наверное, хотел сказать Дибльтон (город черта). Порядочные люди называют это место Ущельем». Как вам это нравится, сударь?

– Да, я знаю, что лет тридцать уже, как со всех сторон нападают на старинные названия. Разве ты забыл, Джеп, что янки всегда недовольны, пока не изменят чего-нибудь? Половину времени они употребляют на изменение выговора своих имен, а другую – чтобы портить наши названия. Пусть они называют Ущельем, как им угодно, но ты и я, мы всегда будем говорить Сатанстое.

– Да как же иначе, сударь? Ведь все, у кого есть глаза, видят место, где Сатана оставил следы своих когтей? Большого ума здесь не потребуется.

Оставив Джепа продолжать свои рассуждения, мы пустили лошадей мелкой рысью.

– Не странно ли, право, – сказала мне Кэт, – что у чужих людей появляется такая страсть изменить название имения нашей бабушки? Предположим, что это название не совсем хорошее, но его произносят почти сто лет; мне кажется, что оно должно остаться по крайней мере по праву долголетия.

– Так, моя милая, но ты не знаешь еще, что такое притязание, тщеславие, глупость доморощенных гениев! Хоть я и молод, но все же прожил довольно, чтобы увидеть, что между нами царствует какой-то дух, который очень честолюбиво зовет себя духом прогресса, который пытается разрушать гораздо более важное, чем названия наших бедных жилищ; находит какая-то небывалая идея вкуса и роскоши, и, вследствие этого, заменяет принужденностью и педантством простоту природы.

На крыльце дома в Сатанстое нас ожидали бабушка и Томас, или, как звали его уменьшительно, Том Бэйярд. С первого взгляда, брошенного на Тома, я почувствовал сразу, что полюблю будущего моего зятя, со второго же я заметил, что он занят только моей сестрой и никем больше. Это открытие было для меня очень приятным. Я никогда не был бы спокойным, если бы сестра моя, эта милая девушка, досталась человеку, который не сумел бы оценить ни достоинств ее, ни красоты. Моя добрая и, несмотря на полные шестьдесят лет, бодрая бабушка, приняла нас очень ласково и радушно; впрочем, она всегда нежно любила меня.

Том Бэйярд поклонился мне очень вежливо; легкая краска, выступившая на его лице, как будто говорила: «Я жених вашей сестры». Вообще, поведение его мне понравилось. Он не подбегал ко мне, не жал моей руки изо всех сил, как это делают многие, встретив человека первый раз в жизни. Он держал себя прилично, скромно, и только улыбка его показывала, как было бы ему приятно познакомиться со мной поближе.

В зале нас встретила мисс Присцилла. Почему она не вышла встретить нас на крыльцо – не знаю. Она была очаровательна. Прекрасные черные глаза, тонкая, стройная фигурка; грациозные светские манеры были обворожительны. Кэт и Присс, как звали ее обычно, дружески поцеловались. Меня мисс Бэйярд встретила очень спокойно, но ласково, хотя я, по некоторым, едва заметным признакам, догадался, что она уже не раз слышала, как ее имя примешивали к моему. Вероятно, Кэт в минуты откровенности проговорилась когда-нибудь.

Вскоре бабушка объявила нам, что мы останемся ночевать в Сатанстое. Никто не противился этому приглашению. Находясь в этом мирном доме, в малочисленном, но избранном кругу людей, я вскоре так близко познакомился со всеми, что к концу обеда мне показалось, что я окружен старыми друзьями. По взглядам Тома и моей сестры я заметил, что свадьба их – дело решенное.

Некоторое время мисс Присцилла как бы чуждалась нас, но вскоре она отбросила принужденность и стала такой, какой была всегда, то есть очаровательной. Я вынужден был сознаться в этом, да, вынужден, потому что остерегался ее и не хотел влюбляться в девушку, которая, несмотря на всю свою любезность, могла иметь дурной характер; а между тем, как мне показалось, ее непременно прочили за меня. Даже добрая бабушка была, по-видимому, в заговоре. Это ясно доказывал ее взгляд, беспрестанно обращенный то на Присс, то на меня, и радостная улыбка, появлявшаяся на ее лице, когда я начинал говорить с Присциллой.

Сватовство было давней страстью бабушки. Я слышал, что она старалась устроить свадьбу моих родителей за целые два года до того, как о ней стали говорить; и поэтому она воображала, что этим счастливым союзом были обязаны ей одной. Воспоминание об этом успехе заставляло ее и во второй раз отважиться на такое дело, и поэтому я начинал подозревать: не собрала ли она нас под одну крышу, собственно, для того, чтобы осуществить свои планы насчет моей женитьбы.

Вечером мы согласились воспользоваться свежестью воздуха и прогуляться по окрестностям Сатанстое. В одном было затруднение: какую дорогу нам выбрать.

Кэт взяла на себя обязанности быть нашим провожатым и повела нас по берегу ручья. С обеих сторон возвышались скалы, а по самому берегу густой, плотный слой песка образовал прекрасную дорогу. Она была такая широкая, что мы могли идти все рядом. Мисс Бэйярд изъявила желание идти с моей сестрой. Я отстал немного, подошел к Тому и стал с ним разговаривать. Я рад был случаю узнать поближе того человека, который вскоре должен был стать членом нашей семьи.

Мы говорили о многом, наконец, разговор незаметно перешел на последние военные действия и на последствия, которые могли произойти от них со временем. Я знал, что многие члены семейства Бэйярдов приняли сторону короля и что имения их были конфискованы, но я знал также, что остальные были на противной стороне, и поэтому думал, что и Том принадлежал к числу последних. Вскоре, однако, я узнал, что он умеренный тори, желавший, чтобы мы получили удовлетворение в ответ на все наши справедливые требования, но чтобы вместе с тем оба государства остались неразделенными. Так как всем было известно, что Литтлпейджи, отец, сын и внук, были всегда противоположного мнения, чем семейство Бэйярдов, поэтому мне в Томе очень понравилась откровенность его.

– Разве вы не согласны, – сказал я ему, – что само расстояние между двумя странами должно, рано или поздно, привести к разрыву между ними? Невозможно, чтобы страны, разделенные океаном, могли долгое время составлять одно целое. Предположим, что разрыв этот преждевременный, чего я, впрочем, не признаю, но и тогда это такое несчастье, которое с каждым днем будет ослабевать все больше и больше.