Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

Отзыв пана Тудора на появление беглеца тоже был вполне естественным для него, сына своего времени. События — большие и малые — тогда развивались неожиданно и быстро, отношения между людьми — тоже. Заключать дружбу иногда приходилось так же безотлагательно, как и наносить удар внезапно объявившемуся врагу. Поэтому на свое чутье и знание людей полагались охотнее. Голос встречного, его взгляд, осанка, движения, поступь, пожатие руки могли многое сказать, всему этому верили готовнее. А поверив, принимали душой, как поступили с Владом Войку и его отец. Пустив чужака к своему очагу, нимало не думали о том, откуда он, какого племени. Силком у себя не удерживали, неблагодарным, если уходил, не называли. Но если вчерашний чужак оседал в их земле, служил ей честно своим искусством или ремеслом, он становился полноправным земляком, какая бы ни текла в его жилах кровь.

Взять его самого, Войку. Отец его был родом из селения, затерянного в кодрах близ Орхея, и бабка с этой стороны тоже могла быть чужеземной полонянкой, каких немало появлялось в поселениях воинственных молдавских пахарей. Мать Войку, белокурая Мария, до замужества жила в замке, построенном ее братьями, генуэзцами Сенарега, близ устья Днепра, и разрушенного отрядом белгородцев двадцать лет тому назад; от нее черноволосый сын и унаследовал синие очи адриатической русалки. У приятеля Войку, Душана, сына старого капитана Оула, мать — турчанка, у Петра Браева — венецианка, да и сам пан Браев, сосед, был из сербов. Кого ни возьми, у всех в роду — литвины, русины, татары, греки, турки, мадьяры, болгары, немцы.

Юноше вспомнились рассказы ученых, бывалых людей, повести старых книг, которые он читал в библиотеке своего старшего друга, мессера Антонио. В них говорилось о великих бедствиях, накатывавшихся время от времени на страны Европы, и чаще всего, пожалуй, на этот благодатный, столь привлекательный для грабительских орд, изобильный край. Волны завоевателей набегали на него одна за другой, разоряя все на своем пути, истребляя. Как ни был молод Войку, законы войны он уже знал. Знал, что первое дело солдата, ворвавшегося в чужое жилище, — схватить женщину. Зрелую или юную, девицу или жену, служанку или княгиню, — все были перед этой долей равны, каждая должна была покориться воину-победителю, поступавшему по неоспоримому праву сильного. О какой же чистоте крови можно было говорить в этом крае, да и во всем мире, постоянно пылавшем в огне неутихающих войн?

Войку увидел перед собою вдруг облако, принимавшее очертания огромного, диковинного зверя. Это был пятиглавый, дышащий пламенем дракон, но головы его принадлежали отцу, Ахмету, служанке из Добруджи и новому приятелю юноши — московитину Володимеру. На пятой же шее чудовища, бесспорно, сидела голова мессера Антонию, белгородского Архитектора. «Он спит, — повторяла она тихим голосом, — он спит… Не будем его тревожить…»

Но Войку уже проснулся. У его постели стоял отец, при оружии, одетый для выезда в поле, и привидевшийся ему только что Зодчий.

— Вставай, сынок! — сказал венецианец. — Ты должен познакомить меня со своим другом из Московии — каждому полезно узнать побольше об этой далекой стране.

Дом Зодчего, как звали этого человека в Четатя Албэ, возвышался на том же малом крепостном дворе, у северной внутренней стены твердыни. С высокой башенки над его черепичной кровлей как на ладони были видны укрепления, посады и гавань, за которыми уходили вдаль на север и запад голубой плат лимана, на восток — желто-серые песчаные равнины, на юг — ковер степей с небрежно брошенными на него близ горизонта темными кошмами — островками густых рощ. Мессер Антонио с гордостью показывал отсюда молодым людям каменные пояса, доныне окружающие скалу.

— Ну-ка, воины! — обратился Зодчий к обоим юношам. — Даю вам несметную орду, пришедшую с моря и суши, вы ее повелители и полководцы. И задача ваша — взять эту крепость. Как бы вы поступили?

— Очень просто, — сказал Войку, — велел бы схватить мессера Гвидо, старшину цеха менял и знатнейшего из ростовщиков всего Понта. И мне тут же принесли бы ключи Белгорода: ведь все его защитники — в руках этого знаменитого кровососа.

— Кроме двоих, которые вместе стоят целого войска, — засмеялся Зодчий, — кроме моего друга, капитана Тудора, и его неустрашимого сына. Но твой план порочен в самой основе, ибо храбрый мессер Гвидо первым бы спрятался за этими стенами. Так что бы вы сделали, лишившись такого ценного залога?

— Для начала велел бы засыпать ров, — предположил Володимер.

— Допустим, — кивнул архитектор. — Допустим, что твои храбрецы не успели сжечь все, что может гореть за пределами стен, что они растащили по камням все дома в посаде и начали бросать их в ров, добавляя хворост, доски и просто землю. Но это ведь не простая канава, у нашего рва глубина — сорок аршин, а ширина — тридцать, и по дну, если его осушить, могут проехать рядом четыре всадника. А засыпать его придется под жарким огнем со стен.

— Это только поможет делу, — усмехнулся бывший послушник. — Чем больше в него попадет народу, тем скорее он наполнится.

Зодчий внимательно посмотрел на юношу.

— Ты не склонен, однако, щадить своих людей, — промолвил он со странной улыбкой.

— Это мощная крепость, и это война, — ответил Володимер. — К тому же ваша милость дала мне орду.

— Отлично! — Зодчий взмахнул рукой, соглашаясь с доводами московитина. — Султан наверняка поступил бы именно так, скажу только, что бесерменам сильно мешали бы в этом наши люди, ибо изнутри в ров ведет немало потайных ходов, и ночью через них можно выносить все, что твоя орда набросает за день. Но допустим, что вражеское войско справилось с этим делом. Что дальше?

— Дальше — штурм! — воскликнул Войку, — Барабаны, литавры и трубы возвещают приступ. Воины бегом выносят вперед лестницы, пушки опоясывают крепость сплошным огнем… Бойцы бросаются на стены, лезут вверх, рубятся с теми, кто встречает их на вершинах…

— И падают обратно. Ибо мы припасем для них достаточно стрел и ядер, камней и пылающей смолы. Падают и гибнут тысячами.

— Пока им все-таки не удастся овладеть первым поясом стен. Вон там, — Володимер показал на юг, где валы были ниже, — или вон там, рядом.

— Ты прав, друг мой, — согласился Зодчий, — эти места надо обязательно укрепить.

— Или не будут захвачены главные ворота. — Войку указал на юг, где не были сняты леса и трудились остатки недавно еще великой армии строителей, возводивших внешний пояс стен и выкопавших, вернее — выдолбивших в скале гигантский белгородский ров.

Зодчий покачал головой, покрытой круглой венецианской шапочкой из темно-синего сукна со спадающим набок широким верхом из вишневого бархата.