Ефим Лехерзак - Москва-Лондон

Жан, изогнувшись, с вилами наперевес подходил к забору.

Толпа в ужасе отпрянула назад.

— Пора этого дикого зверя сажать на рогатину, капитан, — сквозь зубы процедил Смит.

— Пора, — согласился Чанслер.

Они сбросили на седла своих лошадей плащи и, протаранив толпу, легко перепрыгнули через невысокую щетинистую изгородь.

Жан дико взревел и широко замахнулся вилами на Чарли. Этого мгновения оказалось вполне достаточно, чтобы вся невероятная сила удара огромного кулака английского крестьянина обрушилась на перекошенную пьяной злобой физиономию озверевшего французского простолюдина.

Уронив на землю свое страшное оружие, перевернувшись через голову

и заливаясь кровью, Жан мешком влетел в черноту своего сарая и исчез там.

Чанслер хотел было вложить шпагу в ножны, но, увидев лица людей за изгородью, раздумал делать это. На него смотрели хмурые, осуждающие невесть откуда взявшихся господ лица с поджатыми губами, сузившимися глазами и руками, готовыми вырвать доски забора, чтобы превратить их

в орудие возмездия непрошеным защитникам и судьям. Видимо, так всегда и бывает, когда рассорившиеся члены большой семьи немедленно прекращают драку между собою и всю свою боль, обиду или даже ненависть обрушивают на тех, кто незвано явился к ним с мирной миссией…

Не мог не оценить создавшегося положения и Чарли. Подобрав с земли вилы с толстыми и длинными зубьями, он скрутил зубья в кольца и швырнул это бывшее орудие труда вслед за его усмиренным хозяином. Невольный шепот восхищения, удивления и страха перед такой чудовищной силой будто и не достиг ушей Смита. Он подошел к телу несчастной женщины с окровавленной головой, легко поднял ее на руки и тихо проговорил, скорее приказал:

— Эй, кто-нибудь, подайте-ка мой плащ.

Пожилой мужчина в островерхом колпаке, в истертой домотканой одежде и в полуразбитых сабо50 принес плащ Смита и помог ему завернуть в него полуобнаженное тело несчастной, не подававшей ни малейших признаков жизни.

— Телегу, — спокойно, но властно приказал Смит. — Побольше сена туда, побыстрее.

— Куда вы ее, господин? — осмелилась подать голос какая-то женщина из толпы.

— В замок, — все так же тихо и спокойно ответил Смит. — Там сейчас лучшие врачи. Они сделают все, что надо, чтобы спасти вашу Люси. Но следует поторапливаться.

— Но в замке сейчас эти страшные ведьмы, сосущие из нас все наши соки!

— Какие еще ведьмы? — не понял Смит. — Чего плетете непотребное?

— Графини де Вервен. Говорят, все они сейчас съехались. Значит, жди новых налогов.

— И кто вам всю эту чушь понарассказывал?

— Да Вампир, кто же еще-то… то есть… господин… сеньор… и его люди…

— А кто ж он такой, этот ваш… как его там… Вампир, что ли?

— Так во всем нашем графстве господина Дюрана называют, который Роже. Это его руками графини душат свой народ.

— Смел ты, как я погляжу, — по-прежнему тихо и спокойно сказал Смит, быстро переглянувшись с Чанслером.

— Оттого, ваша милость, и детей у меня много. Одиннадцать… а может, и…

— Так за телегой кто-нибудь пошел?

— А у него, у Жана, у самого все есть. С ним и столкуетесь, Бог даст.

— Осмелюсь спросить вашу милость — кто вы?

— Мы вас что-то никогда не видывали и не знаем.

— Мы гости их сиятельств.

— О-о-о-о!

В следующее мгновение за изгородью не осталось ни единой живой души.

Чанслер с обнаженной шпагой в руке, Смит с избитой, а возможно,

и убитой женщиной на руках посмотрели друг на друга и вздохнули.

— Боюсь, этот Дюран много хуже, чем просто каналья, — сказал Чанслер. — Положи бедняжку на крыльцо и пойдем искать лошадь, телегу и этого… дикаря… или убийцу…

— А мы здесь его оставим или для суда в замок отвезем?

— Хм… А ты думаешь, он еще жив? После такого удара?

— Посмотрим… Как же еще можно было бы его утихомирить?

Вскоре они запрягли в телегу единственную лошадь, и Смит бережно положил на сухое сено завернутое в плащ тело Люси.

— Меня, помнится, на сено не клали… — вздохнул Смит, невольно вспомнив свою борьбу за землю. — А куда же делся этот… Ох ты, черт…

От страшного удара Смита Жан угодил в яму, где откармливался огромный хряк. Когда Чанслер и Смит заглянули туда, это бело-серое всеядное животное лежало на груди своего бывшего хозяина и, умиротворенно по-

хрюкивая, доедало содержимое его раскроенной головы…

…Вся большая внутренняя площадь замка была плотно забита народом. Здесь собрались сегодня, во вторник, 19 января 1552 года, многие жители города и графства Вервен, чтобы стать свидетелями первого на их памяти,

а скорее всего, и в истории этого владения суда над первым министром двора и другими придворными сановниками.

Только небольшой квадрат в центре площади, где был сооружен высокий помост, был свободен от людей, но зато его плотными кольцами окружили вооруженные рыцари в блестящих доспехах и с опущенными забралами.

На помосте была сооружена виселица с медленно раскачивающейся на ветру тяжелой петлей, плаха для отсечения головы и большие козлы для наказания осужденных кнутом.

Взоры собравшихся здесь нескольких сотен людей были устремлены на один из балконов замка, где стояли пятеро герольдов с упертыми в бока блестящими горнами: они должны были оповестить о появлении судей,

о выходе их сиятельств графинь де Вервен и о начале всей церемонии свершения приговора верховного суда графства…

…Когда Чанслер и Смит рассказали старшей графине о происшествии

в таверне «Ангелочек Жан», она хохотала до слез.

— Ах вы мои дорогие проказники! — сквозь смех говорила она. — Это была превосходная шутка! Жаль только, что вы не взяли меня с собой, —

учтите это наперед.

Но когда она узнала о том, что произошло в одной из ее деревень, и о той роли, которую играет за спинами своих повелительниц их первый министр, месье Роже Дюран, больше известный в народе под кличкой Вампир, лицо ее вдруг вытянулось, губы плотно сжались, глаза потемнели и словно потухли, а брови вытянулись над сморщившейся переносицей — графиня будто вошла в свой возраст.

— Я никогда не верила этой семейке, — проговорила она, усаживаясь

в кресло напротив ярко пылавшего камина и протягивая руки к огню. — Особенно противен был мне именно этот ее представитель. Я ведь знаю его с самого рождения… Я всегда чувствовала, что он во всем лжив и обманывает нас, но мы бываем здесь так редко… даже не каждый год… и очень недолго. Вы знаете, что у нас множество всевозможных доходных предприятий по всей Европе. За ними нужен очень зоркий глаз. Ведь для того чтобы они обогащали нас, мы должны держать в своих руках троны тех монархов, в государствах которых они находятся. Мы постоянно должны находиться на кухне большой европейской политики. Поверьте, нелегко было придать внешний и внутренний облик и лоск нашего родового заведения «Жемчужина Шельды». У нас много забот. Гораздо больше, чем все это себе представляют. Мы ведем крайне напряженную и активную жизнь, расписанную по часам,