Дэвид Бликст - Короли Вероны

Пьетро открыл было рот, чтобы выплюнуть проклятие, но Патино надавил на лезвие чуть сильнее и надрезал кожу под бровью Ческо. Шрамик пролег к виску. На щеку мальчика закапала кровь.

Ческо не шевельнулся, но издал звук, напоминающий рычание. Пьетро заметил, что мальчик смотрит ему за спину, на землю. Снова рычание. Патино встряхнул Ческо, прошипел злобно:

— Заткнись!

Ческо взглянул Пьетро в лицо. В зеленых глазах была мольба.

«Что он пытается сказать?»

Карета в сопровождении вооруженного эскорта из двадцати человек катила в сторону Виченцы. В Соаве они наткнулись на виченцианский разъезд. Джованне и Данте сообщили, что Кангранде действительно одержал победу, о похищенных же детях пока ничего не известно. Джакопо, сгоравший от волнения, упросил дать ему лошадь и поскакал впереди кареты. Поблагодарив солдат за добрые вести, Джованна велела кучеру поторапливаться.

Данте остался один на один с супругой Скалигера, в ее карете. Стук дождевых капель по крыше заглушал фразы, сообщая светской беседе не совсем светский драматизм. Данте постоянно приходилось переспрашивать донну Джованну, ее повторные фразы звучали, как эхо.

— Я спросила, как по-вашему, великие правители способны хранить верность?

Эту тему Данте меньше всего хотел обсуждать. Однако промолчать он не мог.

— Видите ли, мадонна, величие правителя обусловливается целым рядом качеств. Тут и физическая мощь, и сильная воля, и личное обаяние, и ум, и способность бороться сразу против многих врагов, и честолюбие. Одаренный человек должен обладать одновременно всеми этими качествами, чтобы стать великим правителем. — Сверкнула молния. Данте переждал раскат грома. — Избыточность добродетелей, несвойственная обычным людям, уравновешивается избыточностью… хм… пороков.

— Но если великие люди столь мудры, как же они не понимают?..

— Я не говорил об их мудрости, мадонна — лишь об их уме. Величие не обусловливает мудрости. Мудрости можно достичь лишь через страдания.

— Неужели это достойно восхищения?

— Разумеется, нет.

— Однако в вашей бессмертной поэме вы весьма снисходительны к распутникам, — заметила Джованна.

— Наказывает Господь, а не я, — отвечал Данте. — Вот, кстати, к вопросу о верности — возьмите Одиссея. У него всю жизнь были любовницы. Однако, если речь заходит о верности, мы тотчас вспоминаем царя Итаки и его Пенелопу.

Помолчав, Джованна произнесла:

— У меня нет детей.

Данте кивнул.

— Разве это не показатель любви вашего супруга к вам? Другой бы взял новую жену.

— Это вопрос времени, — с горечью произнесла Джованна. — Видимо, я должна быть преисполнена благодарности. — Она отодвинула штору и уставилась в окно. Данте показалось, что Джованна плачет, и он счел за лучшее отвернуться к другому окну.

Винчигуерра дремал, когда в комнату, душную от воскурений, вошел Кангранде.

— Я понимаю, у меня есть единокровный брат. Радость моя безмерна. Скажите, граф, где его найти, чтобы со слезами счастья прижать к груди. С меня довольно ваших игр.

— Вот и в этом вы точь-в-точь как ваши достойные восхищения братья и сестры. Никаких игр. Только я вам ничего не скажу. — Винчигуерра наслаждался противостоянием с Кангранде. — Донна да Ногарола немало поведала мне о гороскопах и пророчествах. Последние несколько часов я только о них и думаю. Ваша сестра явно в них верит. А вы?

— Я, граф, человек действия, и вы тоже. Нам бы с этим миром разобраться, куда уж до потустороннего.

— Это не ответ. Впрочем, я и так знаю: вы верите в судьбу, а пожалуй, и в историю о таинственном звере, который преобразит наш мир. Эта же дума снедает вашего брата. Каждый из вас ассоциирует зверя с собой. Так почему бы для начала не убить мальчика? Он ведь для вас угроза, и ничего более.

— Если только он и есть Борзой Пес, — сказал Кангранде, мрачно взглянув на сестру. — Но этот вопрос пока остается открытым.

— Так зачем же рисковать? — воскликнул граф. — Зачем оставлять его в живых?

От улыбки Кангранде повеяло холодом.

— По той же причине, по которой ваш Патино не убил его, да и не убьет. Sangius meus. Он — кровь от крови моего отца. Так где же Патино с ребенком, а, граф?

Винчигуерру распирало от ощущения превосходства над Кангранде.

— Не скажу. Они хорошо спрятались — вы их и из-под земли не достанете. Никогда.

— Что вы сказали?

Осклабившийся рот графа застыл, будто схваченный внезапным морозом. Большая кровопотеря и желание порисоваться заставили его сболтнуть лишнее. Улыбка Кангранде стала теплее, дружелюбнее.

— А что вы говорили на поле битвы? Что нам Патино из-под земли не достать? И сейчас повторили? В устах человека столь немногословного такая метафора дорогого стоит. Пойдем, Кэт. Пожалуй, счастливое воссоединение семьи все-таки состоится.

«Куда же Фердинандо запропастился?»

Последние два — три? четыре? — часа Пьетро только об этом и думал. Больше всего он боялся, что Фердинандо сбился со следа.

Пьетро решил кое-что испробовать. Если он в ближайшее время не разомнется, потом ему это уже не удастся. С утра сражение, потом четыре часа под проливным дождем, теперь сырая пещера. Руки и ноги у Пьетро занемели, перестали слушаться. Несмотря на яркое пламя костра, он жестоко мерз.

Что, ну что он может сделать — в одних бриджах, босой, без оружия и к тому же смертельно усталый? Патино по-прежнему держал Ческо между колен, не отнимая кинжала от лица мальчика. Каждое движение Пьетро грозило Ческо увечьем.

Патино жевал копченую грудинку. Он вытащил кляп изо рта мальчика и дал поесть и ему.

К удивлению Пьетро, Ческо вдруг подал голос:

— Почему ты так любишь смешные шляпы?

Пьетро уставился на мальчика.

— Что?

— Ты любишь смешные шляпы.

— Как ты только это запомнил? — Пьетро не смог сдержать улыбку.

— Заткнись, — рявкнул Патино и вгрызся в кусок грудинки.

Пьетро вздрогнул.

— Ничего, если я немного пошевелю поленья? — спросил он.

Патино поразмыслил и снова прижал нож к щеке Ческо.

— Шевели, только без фокусов.

Пьетро взял наполовину обуглившуюся ветку и стал разгребать пепел. Над костром взвилась стая искр, и скрылась под земляным потолком. Пьетро как бы невзначай обратился к Ческо:

— Как ты себя чувствуешь?

— Устал как собака, — ответил мальчик.

«Устал как собака?»

Что бы это значило? Откуда вообще Ческо знает это выражение? Вдобавок мальчик вовсе не выглядел усталым. Глаза его сверкали, как угли. Что он пытался сказать?

Замешательство Пьетро не укрылось от Патино. Кинжал плотнее прижался к щеке ребенка.

— А ну-ка сядь. Сядь, говорю.

Пьетро медленно шагнул назад, опустил ветку, которую использовал в качестве кочерги, так, чтобы в ее положении нельзя было заподозрить угрозу. Он оставил ветку наполовину в огне, наполовину на земле, поближе к себе. Щеку Ческо холодила сталь, однако его взгляд выражал то же презрение, что и накануне, когда Пьетро не смог разгадать головоломку. Медленно мальчик опустил глаза — теперь он смотрел на тело собаки. Кровь все еще сочилась из головы Меркурио…