Дэвид Бликст - Короли Вероны

Пьетро увидел, что грудная клетка пса тихонько вздымается. Удары Патино оказались не смертельными.

Наконец до Пьетро дошло. Он взглянул на Ческо, тот улыбнулся.

Теперь весь вопрос был: когда?

Джаноцца свернулась калачиком, дождь барабанил по ее голове и спине. Она промокла до нитки, несмотря на плащ с капюшоном, и озябла. Разбитая лодыжка не позволяла ей согреться ходьбой; все, что Джаноцца могла делать, — это раскачиваться, словно маятник.

Она начинала понимать, где находится. Неподалеку должна быть пещера, которую она показывала Антонии, пещера, возле которой они с Марьотто стали супругами по-настоящему.

Джаноцца решила допрыгать до пещеры. Там, по крайней мере, сухо. Может, ей удастся разжечь костер. Но потом девушка вспомнила о неведомом звере, который так напугал их с Антонией. Пожалуй, зверь и сейчас в своем логове. Кроме того, если Джаноцца спрячется, Антония, вернувшись, не найдет ее. Да и вряд ли она сможет добраться до пещеры с такой ногой.

В нехарактерном для нее приступе благоразумия Джаноцца решила ждать там, где ее оставила Антония. Девушка гладила верного Роландо, который свернулся вокруг нее, чтобы согреть. Дождь совсем не походил на теплый и быстрый летний ливень. Пожалуй, так же лило во время Потопа, когда Господь решил смыть с лица земли все зло. Джаноцца закрыла глаза.

«Может быть, дождь смоет и мои грехи».

Открыв же глаза, она увидела невдалеке, на опушке, мужчину. Верхом на коне. Мужчина был крупный, плотный, широкий в кости, с ручищами, как лопаты. На нем была соломенная шляпа, словно подтверждавшая его крестьянское происхождение. Шляпа промокла и сползла на лицо.

Спешившись, мужчина пошел прямо к Джаноцце. Девушка кое-как поднялась на ноги, проклиная лодыжку, и взяла нож.

— Назад! — крикнула она, размахивая своим жалким оружием. — У меня нож!

Роландо зарычал, обнажив клыки.

— Джулия, я никогда не причиню тебе зла, — произнес мужчина.

Джаноцца медленно опустила нож.

— Антонио, это ты?

— Что ты здесь делаешь, да еще в такую непогоду? — В голосе Капуллетто слышалось возмущение.

Джаноцца спрятала нож и прислонилась к дереву.

— Я… Антонио, я узнала, что ты вызвал Марьотто на дуэль. — Капуллетто весь сжался, однако утвердительно кивнул. — Я искала тебя, я хотела просить тебя отменить дуэль. Но моя лошадь попала ногой в кроличью нору. Антония поехала за подмогой.

Антонио снял плащ и закутал Джаноццу.

— Значит, ты пустилась в путь, чтобы найти меня? Она ощущала запах его пота — настоящий мужской запах.

Она сморщила нос и заглянула Антонио в глаза.

— Ты должен помириться с Марьотто. Я сделаю все, о чем ты попросишь, только отмени дуэль. Марьотто твой друг.

— Друзья так не поступают.

— О нет! Поступок Марьотто был продиктован его человеческой сущностью. Это так естественно! Если ты ему друг, ты простишь его.

— Ты не понимаешь.

Джаноцца погладила его по плечу.

— Понимаю. Правда-правда. Это я во всем виновата.

У Антонио перехватило дыхание.

— Я никогда ничего такого не испытывал. Никогда ни к одной женщине не чувствовал того, что чувствую к тебе. В тот вечер — в тот единственный счастливый вечер я был таким… таким хорошим. Никогда в жизни, ни до, ни после, я не был таким хорошим. Я был таким, каким всегда мечтал быть. — Антонио запрокинул голову, и дождь залил ему лицо.

— Разве ты будешь хорошим, если убьешь Марьотто? Марьотто, моего мужа? Разве человек, желающий мне счастья, повел бы себя подобным образом? — Антонио передернуло. Джаноцца погладила его по щеке. — Сир Капуллетто, я отвергла вас не из-за ваших недостатков, настоящих или мнимых. Я просто полюбила вашего друга.

— Еще бы тебе его не полюбить! — с горечью произнес Антонио. — Марьотто красавчик, у него имя, друзья, добряк-отец. Он — единственный сын; ему не придется довольствоваться объедками с братнина стола да обносками с братнина плеча. Вот ты и вышла за Марьотто! Потому что у него все. А теперь он еще и дружить хочет. Со мной! Нет уж, моей дружбы ему не видать как своих ушей! У него есть все, одного не будет — моей преданности!

Джаноцца отступила на шаг — лишь для того, чтобы вскрикнуть от боли.

— Ой! Моя нога!

Антонио тотчас размяк и бережно усадил девушку на землю. Когда он встал на колени рядом с ней, она спросила:

— Антонио, чего в твоем поведении больше — любви или уязвленной гордости?

Он дышал тяжело, с надрывом.

— Ты не понимаешь.

Дыхание Джаноццы, напротив, было легким, неслышным на фоне шумов, вырывающихся из груди Антонио. Молодые люди почти касались друг друга. Поцелуй оказался самым мягким и нежным из когда-либо полученных Джаноццей. То был почти благоговейный поцелуй, как будто Антонио боялся оскорбить девушку.

— Я хочу тебя, — прошептал он ей на ухо. — Я люблю тебя, Джулия.

Джаноцца отпрянула.

— Джулия? — Ее так никто не называл.

— Ты моя Джулия. Мой идеал. — Он снова потянулся к ее губам. Второй поцелуй был более страстным, и Джаноцца неожиданно для себя на него ответила. Ах, какое блаженство! Какое счастье! Она была…

Франческой. Да, они с Антонио — Франческа и Паоло, прелюбодеи. Любовники, обреченные на вечные муки. Она вырвалась и с ужасом воззрилась на Антонио.

— Нет! Это не… Нет, Антонио. Послушай меня. Мы… мы должны стать друзьями. Друзьями, и только.

— И только? Вот как ты заговорила! — Антонио нахмурился, в голосе послышался металл. — Значит, для тебя это игра! А я не шучу: кроме тебя, мне ничего в жизни не надо! Ты для меня все!

Джаноцца отодвинулась. Антонио целую секунду смотрел ей в глаза. Затем закричал:

— Проклятье! Почему все всегда только ему?.. Ладно, пусть и это забирает!

Выхватив серебряный кинжал, Антонио подался к Джаноцце. Слезы текли по его щекам.

Что он собирался сделать, Джаноцца так и не узнала, сколько ни думала об их встрече после. Она не сомневалась: Антонио никогда не причинит ей зла — или уверила себя в этом. Значит, он хотел отдать ей кинжал? Или убить себя у нее на глазах?

Что бы ни задумал Антонио, Джаноццу от его действий спас топот копыт. Антония наткнулась на разъезд во главе с Бенвенито.

Джаноцца воззрилась на Антонио, который не сводил с нее глаз. Затем он отвернулся.

— Джаноцца! — позвала Антония. — Ты цела?

Антонио не ушел, пока не убедился, что Джаноцца в безопасности; потом взгромоздился на коня и поскакал прочь. Джаноцца смотрела ему вслед. Незадолго до того, как Антонио скрылся из виду, пальцы его разжались, и из огромной пятерни, облаченной в перчатку, выпал серебряный кинжал и вонзился в размокшую землю.

Антония уже хлопотала вокруг Джаноццы.

— Скажи, что случилось?

— Я все окончательно испортила! Испортила! Я просила его не убивать… мне казалось, что он слушает, что он любит меня достаточно сильно, чтобы слушать…