Дэвид Бликст - Короли Вероны

И вот они с дядей в Вероне, в этой выгребной яме, да еще во время богопротивного празднества, и Марцилио вынужден демонстрировать дружеские чувства. Он упирался до последнего, даже притворился больным, лишь бы не ехать, но потом вспомнил о знаменитых скачках. Он покажет этим надутым офранцуженным псевдоитальянцам, любителям лизать германские башмаки, на что способен настоящий падуанец.

На пути Марцилио торчали двое, с которых, собственно, и начались все его несчастья, — смазливый юнец, едва не насаженный им на стрелу, и белобрысый увалень, так не вовремя вмешавшийся. Каррара ничего не забыл — ни неудачи на поле боя, ни насмешек на ступенях палаццо в Виченце. Дядя как-то уж слишком быстро сдался, да еще его, Марцилио, политике учил, велел восхищаться обидчиком. Дескать, в Кангранде соединились все качества, присущие настоящему принцу. Марцилио снова, как при разговоре с дядей, вскипел и почувствовал нешуточное разлитие желчи.

Довольно и того, что он, впившись ногтями в собственные ладони, наблюдал церемонию посвящения в рыцари этих молокососов да паршивца Алагьери; довольно того, что их чествовали за победу над ним и его соотечественниками. Марцилио больше не в силах был ждать. Он вклинился между двумя жонглерами-самоучками. Поймав один из кинжалов и сунув его за голенище, Марцилио крикнул: «Догоняйте, щенки!» За спиной послышались проклятия.

Стена изгибалась; они забрали влево. Стены строились по приказу Кангранде — они были частью его плана по усилению укреплений. Верона стала больше на одну пятую: фермы, с которых на рынки поставлялись продукты, также считались теперь частью города и были защищены от врагов.

На дереве развевался очередной малиновый флажок. Шестерых всадников, повернувших на восток, к сердцу Вероны, оглушительно приветствовали фермеры с чадами и домочадцами.

Появление Пьетро было встречено насмешками; впрочем, несколько человек все же громко пожелали ему удачи. Пьетро повернул на грязную виа Санта-Тринита и оказался всего в двух лошадиных корпусах от лидирующей шестерки. Он очень надеялся, что не слишком измучил гнедого. Ведь предстоял еще один круг.

На виа Каппучини они проехали под очередной римской аркой, взяли влево, и перед ними выросла Арена. Всадники натянули поводья — на булыжниках конь легко мог сломать ногу. Таким образом, шеренга выровнялась, и на пьяцца Бра они въехали голова в голову, словно участвовали в параде, а не в скачках.

Грохоча по мостовой, семеро всадников проехали по Арене. Они очень напоминали рыцарей с гравюры в каком-нибудь немецком учебнике по фехтованию, ровным строем идущих на невидимого врага. Зрители лепились повсюду, умудрялись даже удерживаться на арках и в неглубоких нишах на стенах. Некоторых спихивали более нетерпеливые соседи.

Пьетро направил гнедого к арке Гави, очень древней, осыпающейся. Всадники второй раз за день проехали сквозь колонны белого мрамора, спеша снова повернуть на Корсо Мастино. Озадаченные зрители путались под ногами, рискуя быть затоптанными. Две минуты назад не менее сорока всадников пронеслись в противоположную сторону — неудивительно, что зрители были теперь совершенно сбиты с толку.

Один из зрителей упал на землю, закрыв голову руками.

— Поберегись! — крикнул Пьетро.

Конь его перемахнул через распростертого, не сбившись с галопа, и поскакал к реке. Они ехали знакомой дорогой. Не слышно было шуток и подначек; напротив, агрессия нарастала, всадники теснили друг друга, не гнушаясь и вероломных трюков. Так как все помнили дорогу, каждый был озабочен тем, чтобы его коню хватило сил до финиша. Всадники вдруг поняли, что по какой-то причине их осталось только семеро; лишь Пьетро знал, кто направил большую часть соперников по ложному пути.

Случайно Пьетро и Марцилио оказались бок о бок в последнем ряду.

— Ловко ты придумал с флажком! — крикнул Пьетро.

Каррара не удостоил его ответом.

Однако следующее препятствие было отнюдь не на совести Марцилио — его устроил чистокровный веронец, кавальери лет сорока, самый старший из оставшихся, из года в год не терявший надежды на победу. У реки он заметил пирамиду бочонков. На всем скаку кавальери лягнул нижний бочонок, и пирамида распалась, бочонки с грохотом покатились по мостовой, запахло разлитой мальвазией.

Удар пришелся на Пьетро и Марцилио — остальные всадники были слишком далеко. Этим же двоим нужно было придержать коней. Иначе…

«Араб», высокий, легконогий, горячий, в один прием перемахнул бочонки.

«Лопни мои глаза!»

Гнедой слишком мал ростом. Несомненно, он угодит копытом в бочонок и рухнет наземь. Натягивать поводья или поворачивать было слишком поздно. У Пьетро перехватило дух. Он вспомнил, с каким грохотом падали друг на друга кони падуанцев под Виченцей. Гнедой напряг круп. В следующую секунду Пьетро ощутил, что летит. Летит вместе с конем. Юноша зажмурился — и услышал хруст дерева под задним копытом. Несомненно, гнедой наступил на бочонок. Пьетро приготовился к грязи, булыжникам и хрусту собственных костей.

Очнулся он от толчка. Передние копыта разбрызгали грязь. За хлюпаньем последовал мерный стук копыт, и более ничего. Пьетро услышал радостные крики толпы, прежде чем понял: гнедой тоже прыгнул. Юноша открыл глаза, похлопал коня по шее.

— Молодчина, Анус! Славный мальчик!

Он даже почти не отстал от Марцилио. Тот оглянулся, не веря своим глазам, и помахал с издевательской улыбкой.

Пьетро хотелось как-нибудь поощрить гнедого, однако скачки еще не закончились. Пока в качестве благодарности юноша решил не пользоваться шпорами. Он только плотнее сжал ногами круп коня. Благородное животное отреагировало немедленно: нагнув голову, весь в мыле, гнедой пустился нагонять остальных, успевших уже добраться до церкви Сан Зено.

Церковь стояла на возвышении; уже почти приблизившись к ней, Пьетро охнул — на двери не было флажка! Другие всадники тоже шарили глазами, возмущались, сквернословили. Нигде не наблюдалось ничего малинового. Может, флажок сорвал ветер?

Пьетро подозрительно взглянул на Марцилио. Однако падуанец выглядел не менее растерянным, чем остальные.

— Ты что-нибудь видишь? — крикнул Марьотто.

— Нет! — отвечал Пьетро, вертя головой.

В прошлый раз они доехали как раз до переднего крыльца церкви. Их привели туда несколько флажков, каждый из которых обозначал поворот на пьяцца. Но если не здесь, тогда, значит…

— Вон он!

Флажок трепыхался на противоположном углу, указывая налево, в узкую кривую улочку.

Пьетро вспомнил ухмылку Скалигера. Так вот о каких сюрпризах он говорил! Второй круг скачек ни в чем не совпадал с первым. Слуги Кангранде прятались в толпе, выжидая, пока проедут всадники, и меняли флажки.