Жюль Верн - Замок в Карпатах

Франц вскочил и бросился к первой двери — она оказалась открытой. Вторая дверь была заперта, как и прежде.

Он попытался сообразить, где он и что с ним, но это удавалось ему с трудом. Сказывалось утомление, а голова… она была пуста и тяжела.

«Сколько времени я спал? Ночь сейчас или день?..»

В склепе ничего не изменилось, если не считать зажженного светильника, свежей еды и кувшина, полного воды. Кто-то входил сюда, пока он спал… Значит, тут знали, что граф попался в ловушку? Неужели он приговорен к вечному заточению и никогда больше не увидит людей?

Не бывать этому! Он убежит, найдет коридор, который ведет к выходу, и выберется отсюда…

Выберется?.. Франц вспомнил, с каким скрежетом закрылась за ним тяжелая входная дверь…

Все равно, он постарается добраться до стены и через амбразуру вылезет наружу… Нужно бежать из замка, чего бы это ни стоило!

А Стилла?.. Как же она без него?.. Как уйти, оставив ее в лапах Рудольфа фон Гортца?..

Если ему самому не удастся ничего сделать, он призовет на помощь жандармов, которых Рожко должен привести из Карлсбурга в Верст. Они приступом возьмут старую крепость и обыщут замок сверху донизу…

Теперь, когда решение было принято, Франц не хотел терять времени. Он встал и направился к коридору, по которому пришел сюда, и в этот момент за второй дверью послышались звуки приближающихся шагов. Франц прижался ухом к двери и затаил дыхание…

Шаги приближались. Казалось, кто-то осторожно переступает со ступеньки на ступеньку. Значит, там есть еще одна лестница, которая, очевидно, ведет из склепа во внутренние коридоры.

Приготовившись к любой неожиданности, Франц снял с пояса кинжал. Если войдет кто-то из слуг барона, он бросится на него, вырвет ключи и попытается выбраться на верхнюю площадку башни. Если же появится сам барон фон Гортц, — а граф сразу узнает этого человека, которого хорошо запомнил в тот день, когда Стилла упала на сцене Teaтpa «Сан-Карло», — ему не будет пощады!

Шаги затихли. Франц, не дыша, ждал, когда отворится дверь. Но она оставалась закрытой, и из-за нее донесся бесконечно нежный голос.

Это был голос Стиллы, только очень слабый: граф узнал все его модуляции, его невыразимое очарование… Совершенный инструмент высокого искусства, который, как он думал, умер вместе с его обладательницей.

Стилла запела арию, которую Франц слышал в большом зале трактира в Береге:

«Nel giardino de'mille fiori, Andiamo, mio cuore…»

Голос проникал в самую душу… Франц, вдыхал его, упивался им, как божественным вином, а Стилла, будто приглашая его следовать за собой, все повторяла:

«Andiamo, mio cuore… Andiamo…»

Однако дверь вге не открывалась!.. Он не мог приблизиться к Стилле, не мог дотронуться до нее, поднять на руки и унести из замка…

— Стилла… Стилла моя!.. — вскричал Франц.

Он бросился к двери и стал колотить в нее кулаками. Она не поддавалась.

Пение начало затихать, голос замирал вдали, шаги удалялись…

Опустившись на колени, Франц пытался выломать дверь. Раздирая руки о гвозди, он звал Стиллу, голос которой уже почти не был слышен.

Ужасная мысль молнией пронзила его:

«Она сошла с ума, потому и не узнала меня, не ответила на мой зов… Пять лет она томилась здесь, во власти этого человека… Бедная Стилла, у нее помутился рассудок… »

Франц встал, глаза его блуждали, голова была в огне…

«Я тоже схожу с ума… у меня путаются мысли. Я схожу с ума, как и она… »

Он метался по склепу, точно дикий зверь в клетке.

— Нет, — твердил он себе, — нельзя терять голову! Я должен вырваться из замка… И я вырвусь!

Он бросился к первой двери, но теперь и она была заперта. Кто-то бесшумно запер ее, а он не заметил этого…

Теперь граф де Телек стал не только пленником замка, он стал пленником этого склепа.

Франц чувствовал себя уничтоженным. Как он и опасался, способность к размышлению, трезвый рассудок, который помог бы ему разобраться во всем, покинули его. Единственное, что владело им, — это воспоминание о Стилле, о ее пении, которое эхо темного склепа больше не доносило сюда.

Может, он стал жертвой собственной фантазии? Нет, тысячу раз нет! Он слышал голос Стиллы и видел ее на башне замка.

А потом, когда его пронзила мысль о том, что Стилла помешалась, он понял, что теряет ее во второй раз.

— Безумна!.. — повторял он. — Она не узнала моего голоса, не ответила на мой зов… Стилла безумна!

Это было более чем вероятно.

О, если бы он мог вырвать ее из заточения, увезти к себе, в Крайову, посвятить ей всю жизнь, окружить ее заботой, она наверняка выздоровела бы!

Франц повторял это снова и снова, будто в бреду, и много часов протекло, прежде чем он пришел в себя.

Теперь он попытался рассуждать хладнокровно и разобраться в хаосе мыслей.

«Надо бежать отсюда… Но как? Дождаться, когда откроется дверь. Они приносят еду, когда я засыпаю. Я подстерегу их, сделаю вид, что сплю…»

И тут у него закралось подозрение: очевидно, они что-то подсыпают ему в воду, какое-то дурманящее зелье… Этот тяжелый сон, похожий на беспамятство, на небытие, — наверняка от этого питья. Больше он не станет пить эту воду… И есть тоже не станет. Кто-нибудь из слуг скоро явится, и тогда…

Что тогда? Что он предпримет? Интересно, какое теперь время суток? Рассвет? Закат? День? Ночь?

Франц настороженно прислушивался, не раздадутся ли шаги, не подойдет ли кто-нибудь к двери, но все было тихо. Он бродил впотьмах от стены к стене, чувствуя, как горит у него голова и шумит в ушах. Ему стало нечем дышать — воздух проникал сюда только через дверные щели…

Внезапно из-за перегородки в углу повеяло свежим воздухом. Наверное, за этой перегородкой есть еще один проход, о котором он не подозревал.

Между двух перегородок он обнаружил узкий коридор, откуда струился слабый свет, падающий откуда-то сверху. По этому коридору Франц попал в небольшой внутренний дворик, не более шести-семи шагов в длину, окруженный высокими стенами и походивший скорее на колодец, примыкающий к этой подземной камере. Через этот колодец в склеп проникал скудный свет.

Франц понял, что сейчас день. Подняв глаза, он увидел, что солнечные лучи косо падают на край колодца. Солнце уже прошло, по-видимому, половину своего пути, так как конус света сужался.

Было что-нибудь около пяти. Выходит, он спал не меньше сорока часов. Разве мог он проспать столько в обычном состоянии? Наверняка ему дали снотворное.

Воздух во дворике был сырой, но Франц вдыхал его полной грудью, чувствуя новый прилив сил. Однако надежда вырваться отсюда через узкую каменную трубу оказалась несбыточной: подняться по гладким, без единого выступа, стенам было невозможно.