Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

Катька прошла в отдельно стоящую избу, которую обычно занимали особники. Сейчас изба, естественно, пустовала. Девушка села за стоявший там стол, достала из сундучка письменные принадлежности и довольно быстро и сноровисто составила шифрованную записку. Искусство тайнописи или цифрования букв, кратко называемое цифром или шифром, было давным-давно известно во всех более-менее цивилизованных государствах и, разумеется, широко применялось особниками Лесного Стана в их деятельности. Только одно выражение, «от повелителя», Катька написала безо всякого шифра, чтобы избежать возможных неточностей при расшифровке.

Покончив с тайнописью, Катька почти бегом направилась на передний двор, где, как и пообещал боярин Ропша особнице в ответ на ее просьбу, уже стояли три запряженных возка и несколько телег, готовых в любой момент увести личный состав усадьбы — выносного подразделения Лесного Стана от возможной опасности. Катька приказала двум старым лешим, находившимся при одном из возков, немедленно доставить ее в город, почти к самому Кремлю. Ветераны беспрекословно подчинились девчонке, вернее, уполномоченной представительнице особой сотни, и громоздкая колымага отправилась в не очень далекий путь. За две улицы от того места, где располагался тайник, Катька велела остановить возок и ждать ее возвращения, а сама запутанным маршрутом пробралась к стоявшему в конце маленького переулка старому лабазу, в наружной стене которого была устроена хитро открывавшаяся ниша, незаметная постороннему глазу. Еще раз осмотревшись и убедившись, что случайных свидетелей в глухом тупике нет, Катька открыла тайник, сунула туда записку и, секунду поколебавшись, присовокупила к ней тот самый персидский кинжал. Затем девушка благополучно вернулась к возку, и, без происшествий проделав обратный путь, они менее чем через час въехали в ворота усадьбы. С чувством выполненного долга довольная собой Катька поспешила в сад, к Михасю и Джоане. Хотя, конечно, она не сомневалась, что двое влюбленных вряд ли были хоть сколько-нибудь огорчены ее долгим отсутствием.

Конь плавно рысил по кривым и запутанным улочкам и переулкам московских посадов. Анюта, даже если бы и попыталась запомнить дорогу, по которой они ехали, все равно вряд ли смогла бы это сделать. Но девушка не обращала на маршрут, по которому уверенно направлял коня Чекан, ни малейшего внимания. Она целиком отдалась своему чувству, прижимаясь всем телом к возлюбленному. Чекан специально выбрал простецкое седло с невысокой передней лукой, на которую положил свернутую в несколько раз войлочную попону. Анюта довольно удобно разместилась на этой попоне перед сидевшим в седле Чеканом, обняв всадника руками, свесив обе ноги на левый бок коня. Чекан поддерживал девушку одной рукой за талию, а второй держал поводья, правил скакуном. Более часа двигались они таким образом по бескрайнему, казалось, столичному предместью. Но наконец Чекан натянул поводья и остановил коня перед ничем не примечательными воротами. Он помог Анюте спешиться, сам соскочил на землю, достал из висевшего на поясе кошеля железный ключ, отпер большой висячий замок на калитке. Затем, пройдя во двор и сняв засов, Чекан со скрипом отворил одну воротину и ввел коня внутрь. Дворик перед небольшой справной избой весь зарос молоденькой травкой. По всему было видно, что по этому двору давно не ходили. В сарае возле дома явно не было никакой живности.

— Ну вот, Анютушка, добро пожаловать в мои хоромы!

С этими словами Чекан привязал коня прямо к перилам крыльца, вторым ключом открыл замок на двери, распахнул ее перед девушкой.

Анюта через небольшие сени вошла в довольно просторную горницу. И стол, и лавки, стоявшие вдоль стен, были покрыты толстым слоем пыли.

— Не отыщется ли у тебя, мой свет, какой тряпицы? — движимая врожденным женским инстинктом чистоты, обратилась к хозяину Анюта.

— Сейчас поищем, — кивнул головой Чекан. — А ты покуда на вот, разбирай припасы.

Он поставил на пол тяжелый вьюк, который привез с собой и только что снял с седла. Через несколько минут Анюта расставила на чисто вытертом столе нехитрое угощенье, извлеченное из вьюка.

Чекан достал из-за пазухи свою красивую серебряную фляжку с ароматным фряжским вином.

— Ну, давай, люба моя, Анютушка, выпьем за наше завтрашнее венчанье в Божьем храме на рассвете!

Анюта пригубила благоухающую рубиновую жидкость и поставила свою чарку на стол. Голова у нее уже и так кружилась безо всякого вина, все окружавшие предметы были затянуты восхитительным переливчатым розовым туманом.

— А потом оставлю я тебя законной хозяюшкой в этом доме, — единым духом выпив свою порцию, продолжил Чекан. — А сам поспешу на битву с басурманами!

Розовая пелена исчезла, сменилась внезапным мраком, сердце Анюты упало куда-то в холодную черную глубину.

— Как это в битву? Там же ведь тебя могут… — Анюта не договорила страшную фразу дрогнувшими губами. — А я, твоя жена?!

— Ты ж сама перестанешь меня уважать, ежели я в тяжелый для отечества час покину ряды ополчения, чтобы предаваться любовным утехам с молодой женой!

— Нет, нет! Не говори так! Я никуда тебя не пущу!!!

— Хорошо, Анютушка, — неожиданно согласился Чекан. — Давай сейчас не будем спорить. Утро вечера мудренее. Обвенчаемся, а там — как Бог даст!

— Сокол мой ясный! Ненаглядный мой!

Анюта бросилась на грудь Чекану, заключила его в жаркие объятия. Сквозь маленькое оконце, затянутое старым бычьим пузырем, в избенку проник последний багряный луч заходящего солнца. Чекан невольно вздрогнул, увидев внезапно появившееся на полу кроваво-красное световое пятно. Но он поборол мгновенную слабость, страстно ответил на горячий поцелуй Анюты. И тут же они забыли о войне, о времени, обо всем на свете…

В подслеповатое оконце уже давно светил не закатный луч, а молодой месяц. Чекан проснулся, широко раскрыл глаза, сразу же стряхнул с себя остатки сна. Он осторожно убрал руку Анюты, лежащую у него на груди. Девушка даже не пошевелилась, лишь ее дыхание на миг участилось, но затем она вновь задышала глубоко и спокойно. На полу, возле кровати, с той стороны, где спала Анюта, стояла кружка с остатками настойки, которую Чекан собственноручно налил Анюте из стоявшей на полке за занавеской глиняной бутыли, чтобы она утолила жажду после любовных утех. Девушка жадно выпила ароматное зелье и почти сразу провалилась в глубокое забытье.

«Война — дело мужское, — подумал про себя Чекан. — А красны девицы нужны нам не на бранном поле, а дома, в постели. Спи, Анютушка, как можно дольше, досматривай сладкие сны!»

Он быстро оделся, застегнул пояс с саблей, засунул за ремень нож и пару пистолей. Выйдя на крыльцо, Чекан всей грудью вдохнул свежий прохладный ночной воздух, сладко потянулся, засмеялся тихим счастливым смехом: «Ну, красавица, утешила молодца перед смертным боем! Да воздастся нам всем нам по делам нашим, а ей — за ласку и доброту!» — и принялся седлать коня.