Роберт Святополк-Мирский - Четвертый хранитель

— Та-а-а-к, — протянул Патрикеев. — Гм, гм… Ну, вроде выходит, что ты поступил верно, только ведь вот в чем дело: великий князь никогда не давал Верейскому никакой грамоты. Я знаю это точно, потому что всегда присутствую при подписи всех его грамот. Ты своими глазами видел ее, или только говоришь со слов Верейского?

— Князь, я держал ее в руках, видел подпись и печать государя. Поскольку точно такие же стоят на моей грамоте, я не мог ошибиться.

Патрикеев задумался. Потом вздохнул и встал.

— Ну что ж, пойдем.

Он провел Медведева по Кремлевским коридорам и палатам, оставил его под присмотром стражников возле гридни Великого князя и, тихонько постучавшись в дверь, вошел.

Через четверть часа он вышел и кивнул Медведеву:

— Заходи. Государь ждет. Но если ты хоть в какой-нибудь малости солгал, берегись!

Медведев вошел и низко поклонился.

Великий князь Московский Иван Васильевич стоял спиной к нему и глядел в окно на золоченые купола Архангельского собора.

— Патрикеев передал мне твои слова, но я хочу услышать все из первых уст. Рассказывай.

Медведев слово в слово повторил то, что сказал Патрикееву, снова умолчав о том, что грамота Верейского лежит у него за пазухой.

В продолжение всего его рассказа, великий князь по-прежнему стоял к нему спиной.

И лишь когда Медведев замолчал, он резко повернулся и в своей, уже знакомой Василию, быстрой и жесткой манере начал спрашивать:

— Ты сам видел грамоту?

— Да, государь, — поклонился Медведев.

— Там точно стояла моя подпись?

— Да, государь, — снова поклонился Медведев.

— И моя печать?

— Совершенно верно, государь, — третий раз поклонился Медведев.

— Почему ты сразу поверил? А вдруг это подделка?

— Государь, — сказал Медведев. — Я множество раз видел твои подпись и печать на жалованной мне тобой грамоте, зрительная память меня никогда не подводила. Я совершенно уверен, что это подлинный документ! Впрочем, изволь взглянуть сам — князь Верейский оставил мне грамоту.

Медведев вытащил из-за пазухи и протянул великому князю свернутую трубку желтого пергамента со свисающей красной сургучной печатью.

Подобие улыбки появилось на лице Великого князя, когда он, сощурившись, смотрел на Медведева.

— Ну, ты и хитрец, Василий. Скоро самого Патрикеева переплюнешь. Дай-ка сюда!

Он резко выдернул грамоту из рук Медведева, снова подошел к окну, где было гораздо светлее, развернул грамоту и долго внимательно изучал ее. Потом медленно пошел к своему столу, швырнул на него грамоту и вернулся к Медведеву.

— Что ж, Василий, — Иван Васильевич неожиданно рассмеялся — это действительно мои подпись и печать. Я просто хотел проверить, исправно ли ты несешь свою службу на моих рубежах. На этот раз ты поступил правильно, и я не буду тебя наказывать. — Он дружелюбно похлопал Медведева по плечу. — Молодец, молодец, я помню твои прежние заслуги. Скоро ты мне снова понадобишься. У нас тут завелся еще один сосед, что в польско-литовскую сторону смотрит. Придется наверно свернуть ему голову… Так, чтоб в нашу смотрела. Я пошлю за тобой, когда придет время. Ступай.

Медведев низко поклонился и направился к выходу.

Не иначе, как о князе Тверском речь… Неужели Верейский прав?

Когда Медведев был уже у двери, великий князь остановил его:

— Да кстати, помнится мне, твоя жалованная грамота на землю заповедная и несудимая до моего указу, а вот насчет льготы там написано: «пять лет дани в казну не возить»… В апреле срок истечет, и я боле не могу продлить тебе льготы, ибо казна наша бедна, а расходы огромны. Нас окружают враги да изменники, и мы должны укреплять мощь державы. Впрочем, ты, я слышал, неплохо там обжился… Дом, говорят у тебя большой, две деревни поставил уже, людишки появились какие-то… Так что, думаю, теперь есть тебе чем кормиться — сам проживешь, и казне тем поможешь, — великий князь дружелюбно улыбнулся. — А вообще, ты молодец, Василий. Будешь и дальше верно служить, я тебя еще пожалую.

— Благодарю, государь, — низко склонился у самого порога Медведев и вышел.

Верейский был прав…

Как только Медведев ушел, Иван Васильевич взял со стола грамоту и отправился к супруге.

В покоях великой княгини царило веселье. Придворный скоморох Савва показывал очередной новый фокус.

Береника, Паола и Аспасия держались за животы, и сама великая княгиня заливисто смеялась грудным мелодичным голосом.

При виде вошедшего государя, фрейлины умолкли и поклонились в пояс, а скоморох Савва распластался на полу, закрыв голову руками, будто его сейчас будут бить.

— Веселишься, женушка? — Зловеще спросил Иван Васильевич. — А мне вот как-то не до смеха. Вон все отсюда!

Фрейлины великой княгини мгновенно исчезли, Савва хотел было укрыться в собачьей будке, но великий князь многозначительно не сводил с нее глаз, пока Софья не подошла и не ткнула Савву, свернувшегося внутри комочком, специальной палкой, стоявшей рядом. Она указала палкой на дверь и Савва, перекатываясь по полу, покинул покои.

Софья неторопливо вернулась, уселась на черный византийский трон — копию того, который принесла в приданом своему супругу и, мило улыбнувшись, спросила:

— Что случилось, дорогой?

— Я думаю, что пришла пора отрубить пару голов.

— Прекрасная мысль, государь. Дурные и ненужные головы следует рубить беспощадно. А в первую очередь головы изменников!

— Рад, что наши мнения совпадают. Предлагаю начать с Полуехтова. Я уже когда-то хотел отрубить голову его матушке Наталье за то, что отравила несчастную Марью.

— Чем же провинился бедный Алексей? Он наш лучший дьяк в отсутствие Федора Курицына, которого ты отправил в Венгрию.

— Год назад, когда мы усмиряли тверские земли, Алексей, воспользовавшись моей минутной усталостью и срочностью дела, попросил подписать чистый лист с печатью для одного боярина, который должен был ночью выехать. Позже я узнал, что боярин скоропостижно скончался еще до своего отъезда и грамоту дьяк не успел ему выписать. Это единственный случай, когда я подписал чистый лист, и поэтому я его сразу вспомнил, когда увидел вот это, — он протянул Софье грамоту Верейского. — Алексей — изменник на службе у Василия Удалого и должно быть тот немало заплатил ему за эту грамоту, благодаря которой он обманным путем сбежал от нас, вместе со своей женой и тверским приданым, которое ты столь опрометчиво подарила своей племяннице.

Софья мельком взглянула на грамоту и, улыбнувшись, вернула ее супругу.

— Мой дорогой, — сказала она тихо и врадчиво. — Алексей написал эту грамоту на подписанном тобой листе по моему прямому указанию. Я была уверена, что ты пошлешь за Верейскими погоню, — и ты правильно сделал, что послал, но я подумала, что было бы хорошо, если бы погоня их не настигла…