Анатолий Вахов - Трагедия капитана Лигова

Плотник пригласил всех за собой. Он вышел из сарая и, обогнув его, остановился перед старым судовым баркасом. Был он футов двадцати длиной и семи шириной. От времени и непогоды баркас побурел, но был еще крепок и надежен.

— Вот, — указал плотник на баркас. — По мне он добротный.

Лигов обошел баркас, поставленный на катки, заглянул внутрь. Судно было вместительное. Если настлать палубу да поставить мачту, то для каботажного плавания баркас вполне подойдет. Он так и сказал Козакевичу. Тот, несколько смущенный неприглядным видом баркаса, торопливо проговорил:

— Вот и берите, берите его. А отремонтируем вместе, Антон Прокопьевич, пособишь?

Плотник молча кивнул. Он все чаще посматривал на Северова и Лигова, и его строгие глаза были насторожены, точно плотник о чем-то напряженно думал и чего-то ожидал. Неожиданно, без всякого повода, он сказал, обращаясь к Лигову:

— Ходкий баркас.

Когда китобои возвращались с Козакевичем в его дом, Лигов спросил:

— Кто такой Антон Прокопьевич? Запоминающееся лицо, да и держится с достоинством.

— Хороший мастер, — уклончиво сказал контр-адмирал. — Честный человек. Живет здесь пятый год.

Лигов обернулся. На пороге, облитый солнечным светом, стоял плотник. Он смотрел им вслед. Ветер с Амура развевал его черные блестящие кудри. Поблескивал в руках остро отточенный топор.

— На разбойника похож, — засмеялся Алексей. — Так и кажется, что сейчас топором хватит.

Петр Васильевич внимательно посмотрел на Алексея, хотел что-то сказать, но удержался и погладил бородку.

Вернувшись домой, Козакевич, испытывая к молодым гостям симпатию и думая о том, какие испытания ожидают китобоев, сочувственно произнес:

— Провизией я вас поддержу, ну а насчет денег… — Козакевич безнадежно махнул рукой. — Пойдете берегом от устья Амура до Уды, а то и дальше. Здесь можно много китового уса собрать. Морем тут выброшено за века превеликое множество китов. Об этом я проведал от аборигенов, да и сам видел. Но хранил в тайне. Вам и брать ус для положения Начала русского китоловного предприятия.

Лигов и Алексей с сомнением посмотрели друг на друга. Так ли уж много можно найти выброшенного морем китового уса, чтобы возлагать на него такие большие надежды? Но иного выхода не было.

— Спасибо… — сдержанно, но от всего сердца поблагодарил Лигов. — Так мы и сделаем.

Вечером, войдя в домик, где они остановились, китобои застали Ходова и Федора Тернова беседующими с двумя незнакомыми, уже в годах людьми. В комнатушке было накурено. Лигов широко раскрыл дверь:

— Ну и начадили!

Вскочившие при его входе незнакомцы ответили:

— Виноваты, ваше благородие! Капитан с любопытством взглянул на них. Одетые в старые, поношенные, но аккуратно зачиненные бушлаты, они чем-то походили друг на друга, хотя один из них носил коротко подстриженные усы, а другой отпустил черные узенькие бакенбарды, удлинявшие его лицо. Оба оказались отставными матросами.

— Вот, имеют желание идти с нами промышлять китов, — сказал Ходов.

— Так точно! — подтвердили матросы.

— Боцман себе команду подбирает, — пошутил Алексей.

— Будет команда — будет боцман, — насупился Ходов. — Люди-то в здешних местах плавали.

— Как звать? — обратился Лигов к матросу с усиками. У него было широкое рябое лицо, глаза с хитринкой.

— Петр Игнатьевич Суслин, — отчеканил матрос. Второй назвался Павлом Ивановичем Прохоровым. Алексей засмеялся:

— Вот у нас и свой Петропавловск. Возьмем их, Олег?

— Зачисляй в свою команду, — сказал Лигов боцману. — А завтра примешь корабль под одним парусом.

— Есть принять! — обрадовался Ходов.

Его лицо в оспинах расплылось в улыбке. Соскучился боцман по настоящему делу.

В этот вечер он вернулся поздно, в сопровождении матросов. Он нетвердо стоял на ногах, и матросы бережно поддерживали его. Заметив строгий взгляд Лигова, боцман проговорил:

— Все в порядке, капитан!

Лигов и Алексей при свете свечи писали в далекий Петербург.

«Письмо Геннадия Ивановича решило нашу участь, — докладывал Алексей отцу. — Господин Козакевич живейшее участие в нашем деле принял. Через неделю-другую уходим в море. Побережье разведаем, выберем место для селения и по рекомендации контр-адмирала китовый ус собирать начнем. Если это предприятие успехом увенчается, будем иметь деньги и заведем вельботы, а то и корабль…»

Лигов писал:

«Вечная моя любовь! Закончен наш далекий путь. Мы у Тихого океана. День и ночь твой образ со мной. Твоя любовь дает мне силы и уверенность. Она такая же вечная и сильная, как океан, в котором мы будем плавать. Верю в успех нашего предприятия. Знаю, что пока есть твоя любовь, счастье будет сопутствовать нам в наших трудных делах…» Стук в дверь отвлек его от письма. В комнату вошел плотник.

— Вечер добрый, — прогудел он. — Можно со словом? — Проходите, — пригласил Лигов, вопросительно глядя на плотника. При неверном свете свечи он выглядел еще огромнее, чернее, а глаза ярко блестели. На Антоне Прокопьевиче был овчинный полушубок. В руках он держал такую же шапку. На ногах поскрипывали новые сапоги. Расчесанная борода лежала на широкой груди. Плотник опустился на заскрипевшую под ним скамью. — Давеча Петр Васильевич сказал, что китов промышлять будете. Надумал я с вами идти. — Антон Прокопьевич поочередно посмотрел на китобоев. — В деле пригожусь.

Говорил он спокойно, взвешивая каждое слово. От него веяло большой силой и уверенностью. Предложение плотника обрадовало моряков. Мастер был для них очень нужен. — Соскучился по простору, — продолжал Антон Прокопьевич. — Да и море по душе мне.

Вслушиваясь в слова плотника, Лигов подумал о том, что перед ним необыкновенный мастер, незаурядный человек, какими богата русская земля. За его спокойствием угадывалась большая внутренняя сила. Ему захотелось побольше узнать об этом человеке, и он спросил:

— Откуда родом, Антон Прокопьевич?

Спросил — и понял, что допустил ошибку. Глаза плотника недобро сверкнули, и весь он как-то подобрался, а сильные большие руки сжали шапку. Глуховато, нехотя плотник ответил:

— Далеко моя сторонка. Сюда из Иркутска пришел. Так берете?

— Конечно, — стараясь загладить свою неловкость, сказал Лигов. — Только вот как контр-адмирал?

— Петр Васильевич, — плотник назвал контр-адмирала как старого знакомого, — уже дали свое благословение. Ваше слово.

— Тогда, конечно, ты наш, Прокопьевич! — воскликнул Алексей и, подойдя к плотнику, взял его за руку. — Как баркас, годен для моря?

— О баркасе тревожиться не след вам, господа, — сказал Антон Прокопьевич. — Через неделю на Амуре пробу сделаем. Потрафлю я вам.

Он с достоинством поклонился и вышел.