Шарль Монселе - Женщины-масонки

В это мгновение шум, поднявшийся в особняке, достиг слуха наших трех персонажей.

На крыльце появились люди с факелами.

Прибежала взволнованная Тереза.

– Бегите, бегите скорее, ваше сиятельство!

– Да что случилось?

– Ее сиятельство графиня услышала шум, у нее возникли подозрения, она позвала мадемуазель… она позвала меня… а я не знала, что ей сказать… Мое замешательство вызвало у нее подозрения… и вот… смотрите… она здесь!

Свет, отбрасываемый факелом, в самом деле упал на бледное лицо графини, медленно спускавшейся по ступенькам крыльца.

– Я вижу,– спокойно заметил граф.

Ужас овладел Амелией и Филиппом.

– Ох, папа, бегите скорее!

– Идемте, сударь,– сказал Филипп.

– Идите через маленькую калитку – вот вам ключ,– сказала Тереза.

Граф не сделал ни шагу.

– О чем вы задумались, отец? – вполголоса спросила Амелия.– Уходите скорее!

Граф улыбнулся.

– Скорее! Скорее! – заговорила Тереза.– Ее сиятельство в двух шагах; вот ключ!

– Давай его сюда.

Граф протянул руку горничной, чтобы взять ключ, но уронил его.

– О, Господи! – вскричала Тереза.– Скорый поспех людям на смех!

Она наклонилась и принялась разыскивать ключ в песке.

А в это время к месту спешила графиня в сопровождении двух лакеев.

Купы грабов, растущих вдоль аллеи, то и дело внезапно возникали из темноты, озаренные каким-то фантастическим светом.

– Ах, вот он, ключ-то!– сказала Тереза.– Вы еще успеете!

– Ты так думаешь?– не сдвинувшись с места, спросил граф.

– Идите вон по той аллее!

– Да, да!

– Ох, неужели вы хотите, чтобы ее сиятельство графиня застала нас здесь? – вскричала Тереза вне себя от ужаса.

– Именно этого я и хочу!

Амелия и Филипп были ошеломлены.

«Это будет как раз то, что нужно»,– сказал себе граф.

Между тем графиня д'Энгранд была уже в десяти шагах.

Увидев эту группу, о которой сообщили графине ее люди, она остановилась.

Граф решил выйти из укрытия первым.

– Подойдите, подойдите же, сударыня,– почтительно поклонившись, заговорил граф.– Мы тут в тесном кругу… или, вернее, мы в кругу семьи!

– Граф! – сказала она.

Перевязь Палланта [50] На перевязи Палланта, друга и спутника Энея, было изображено преступление Данаид, которые по приказанию отца (царя Даная) в первую брачную ночь умертвили своих мужей , знаменитая страшной сценой, на ней изображенной, поразила бы ее не так ужасно, как появление этого человека в этот час и на этом месте.

Она направилась к нему словно затем, чтобы убедиться, не призрак ли это.

Но тут она заметила Амелию и почти тотчас же Филиппа Бейля.

В первый раз в жизни гордость изменила ей, и она испустила страшный крик.

– Дочь моя! – закричала она, бросаясь к Амелии, как львица.

Потом ее охватила дрожь.

– Моя дочь здесь, с…

Взгляд ее, полный неимоверной ненависти, остановился на Филиппе.

– Вы! Вечно вы!– закричала графиня.– О, да! Вы вполне достойны быть другом моего мужа!

– Гораздо больше, чем другом, сударыня!– отпарировал граф, выпрямляясь при этом оскорблении.

– Что вы хотите этим сказать?

– Разрешите мне, сколь бы странным ни показалось это в такой момент и в таких обстоятельствах – но ведь у меня так мало возможностей вас увидеть,– так вот, разрешите мне представить вам господина Филиппа Бейля, которого я предназначил в мужья моей дочери.

– Его!– вскричала графиня.

– Его,– холодно ответил граф.

– В супруги Амелии?

– Да, сударыня.

– Никогда!

– Ах, матушка!– в отчаянии воскликнула Амелия, разражаясь рыданиями.

– Граф!– протягивая дочери руку, произнесла графиня.– Сударь,– обратилась она к Филиппу,– я у себя дома.

– Мы уходим, сударыня,– с поклоном сказал граф.

Лакеи с факелами повернулись к дому.

– Проводите этих господ, Тереза,– продолжала графиня.

– Слушаюсь, сударыня.

Мать и дочь исчезли в дымном свете факелов, а граф и Филипп ощупью направились к маленькой калитке, выходящей на улицу Сент-Оноре.

– Не беда! – пробормотал граф себе под нос.– Я льщу себя надеждой, что отлично улажу это семейное дело!

– Никогда! – заявила графиня д'Энгранд.– Никогда Филипп Бейль не станет мужем моей дочери!

Амелия попыталась отвести эту угрозу, обратившись за помощью к тетке.

Маркиза де Пресиньи с любовью приняла и ее признание, и ее слезы, но, услышав имя Филиппа Бейля, поступила так же, как ее сестра: она стала серьезной и покачала головой.

– Никогда! – в свою очередь, произнесла она, только произнесла она это слово не с ненавистью, а с грустью.

– Но почему же, тетушка?

– Потому что это невозможно.

– Но, по крайней мере, хоть объясните мне повод, причину!

– Не могу. Тебе достаточно знать, что этому браку мешают самые серьезные обстоятельства.

– А нельзя ли преодолеть, победить эти обстоятельства?

– Увы, нет! – отвечала маркиза.

– Но ведь мой отец все может, а он на моей стороне!– настаивала Амелия.

– Есть воля, которая сильнее воли твоего отца; есть власть, которая сильнее его власти.

– Какая воля? Какая власть?

Маркиза де Пресиньи промолчала.

– Но ведь когда-то вы защищали Филиппа Бейля в присутствии матушки и моем,– продолжала Амелия.

– Я и сейчас буду защищать его.

– Хорошо, но если в ваших глазах это человек достойный, почему он не может стать моим мужем?

– Господин Бейль не принадлежит себе.

– Кому же он принадлежит?… Что вы хотите этим сказать? Какая тайна скрыта в ваших словах? Ох, скажите же, скажите, тетушка!

– Я обещала, что никому и никогда не скажу об этом,– отвечала маркиза.

– Значит, вы меня больше не любите?

– Амелия, горе сделало тебя неблагодарной. Ты прекрасно знаешь, что твое счастье – для меня все. Так не обвиняй же меня в том, что является делом случая, делом рока.

– Случая?… Рока?… Вы меня пугаете!

– Оставь надежду, которая не может осуществиться; вырви из сердца чувство, которое не могло укрепиться за столь краткое время. Любовь в твоем возрасте – это лишь краткое цветение. Ты полюбишь снова, ты полюбишь еще сильнее, Амелия. Поверь мне и откажись от союза, который невозможен.

Амелия вздрогнула.

– Это ваше последнее слово, тетушка?

– Это мое последнее слово,– со вздохом ответила маркиза.

– Пусть будет так!

С этого дня от Амелии не слышали больше ни единой жалобы, ни одного упрека. Она больше не упрашивала. Она замкнулась в своем горе, как мать замкнулась в своей неумолимости. Эти две натуры походили друг на друга своей силой; ни одна из них не желала уступить.

Но юная девушка обессилела первой: она серьезно заболела.

Маркиза де Пресиньи ухаживала за ней заботливо и трогательно; настоящей матерью Амелии была она.