Эрнест Капандю - Рыцарь Курятника

— Милостивый государь, — сказал король, — берегитесь! Вы играете своей жизнью!

— Знаю, государь, — холодно ответил Сен-Жермен, — но я выиграю.

Положение становилось угрожающим. Никто не смел говорить. Все понимали, что граф Сен-Жермен или погибнет безвозвратно, или станет героем дня. Король молчал. Он медленно поднял голову и обвел присутствующих вопросительным взглядом.

— Господа! — произнес он. — Знал ли еще кто-нибудь, кроме графа Сен-Жермена, что в Париже есть люди, принимающие ванны из человеческой крови?

После минутного замешательства и нерешительности Ришелье, быстро обменявшись взглядом с Креки, Таванном и Бриссаком, обратился к королю:

— Государь, слухи об этих ваннах из крови ходят уже некоторое время.

— Неужели? — не верил король.

— Говорят, — сказал герцог де Бриссак, — что надо смешивать бычью кровь с кровью молодой девушки или ребенка, приготовленных в определенных условиях.

— Утверждают, — заметил Таванн, — что ванну из человеческой крови необходимо принимать в пятницу.

— Давно уже, — прибавил маркиз д’Аржансон, — жалуются в Париже на многочисленные убийства девушек и детей. Нельзя было понять причины этих убийств, и в них обвиняли Рыцаря Курятника. Его имя обеспечивало безнаказанность тому, о ком говорит граф де Сен-Жермен, если только граф не ошибается.

— Обвиняли Рыцаря Курятника, — сказал де Сен-Жермен, — хотя не знали, кому это было нужно.

— Но это делает очень интересным бедного Рыцаря Курятника, — заметила маркиза де Помпадур, — все обвинения, направленные против него, были несправедливы.

— Некоторые, но не все.

— Как! — вознегодовал Людовик XV. — Подобные преступления остаются безнаказанными? Боже мой! — продолжал он, поднимая глаза к небу, — неужели во Франции есть люди, осмеливающиеся позволить себе лечение, которое не осмелился бы позволить себе король, даже если бы жизнь его находилась в опасности, и у него была уверенность, что таким лечением можно спасти себя?

— О государь! — закричала фаворитка, с восторгом целуя руки короля. — Почему вся Франция не может слышать произнесенных вами слов!

— Это было бы для Франции еще одним поводом, — воскликнул Ришелье, — провозгласить имя Возлюбленный, которым народ так любит называть короля!

Говор одобрения послышался в зале.

— Государь! — сказал Сен-Жермен, поклонившись. — Мне показалось, что это говорит Генрих IV или Людовик XIV.

— Но я хочу слышать имя злодея, который вместе с венгерским князем по советам монгольского доктора согласился принимать ванны из человеческой крови, — потребовал король.

— Я не могу назвать его, государь.

— Я хочу знать, кто он!

— Я могу указать на него, ваше величество. Как только вы прикажете, я начну действовать.

— Без колебаний?

— Без колебаний! Я к услугам вашего величества.

Опять наступило молчание.

— Милостивый государь, — предупредил король, — подумайте в последний раз, еще есть время. Если вы ошибаетесь или заблуждаетесь, то безрассудно рискуете своей жизнью, потому что речь идет об обвинении, ложность которого влечет за собой казнь.

Сен-Жермен поклонился.

— Я готов, — сказал он.

— Вы не станете раскаиваться?

— Нет!

— Итак, вы можете указать мне на того, кто в моем королевстве принимает ванны из человеческой крови?

— Да, государь.

— И сделаете это, когда я захочу?

— Да, государь.

— Сию же минуту, если я прикажу?

— Да, государь.

— Ну тогда, — произнес король, протягивая руку, — я приказываю! Говорите! Укажите!

— Говорить я не могу — этому противится судьба, а указать я в силах.

— Укажите же!

— Государь, в этом мне должен помочь дух. Я позову его — он придет.

Сен-Жермен встал и протянул обе руки.

— Да будет мрак! — сказал он громким, звучным голосом.

Сразу же одно из окон открылось, сильный порыв ветра ворвался в столовую и задул свечи. Это произошло молниеносно, и столовая погрузилась в глубокую темноту.

Внезапный переход от яркого света к полной темноте вызвал неприятные ощущения у гостей короля и у него самого, так как всех это застало врасплох. Дамы и кавалеры уже находились под впечатлением всего сказанного и с тревогой ожидали, чем кончится вся эта история; нервы всех были натянуты до предела, так что в первые секунды все застыли, неподвижные и безмолвные. Кое-кто из дам не удержался от вскрика, но любопытство пересилило страх и заставило их умолкнуть. Не успели все опомниться, как бледный свет показался на стене, напротив короля, в том месте, к которому граф де Шароле сидел спиной. Этот свет, вначале слабый, постепенно усилился и на высветленной поверхности вырисовалась картина, представлявшая парижскую улицу с большим зданием слева. Ришелье, Таванн, Креки и другие тотчас узнали у лицу Тампль и особняк Субиз. Улица была пуста. Потом вдруг появилось изображение бегущей молодой женщины почти в естественную величину… В ту минуту, когда она пробегала мимо особняка, из окна выскочил человек, бросился на молодую женщину с кинжалом в руке и вонзил его ей в сердце. Молодая женщина упала. Мужчина наклонился к ней, словно собираясь унести ее, но остановился и стал прислушиваться… Он посмотрел вдаль и попятился назад, наклонившись и затирая свои следы на снегу. Потом медленно влез по стене особняка в окно. Этот человек был высокого роста, с черными длинными, густыми усами, меховая шапка скрывала верхнюю часть лица. Он исчез в окне в ту минуту, когда прибежал молодой человек, который стал на колени возле молодой девушки… Свет освещал лица обоих.

— Сабина Даже! — узнал король.

— И Таванн! — прибавил Ришелье.

— Необыкновенно! — воскликнул Креки.

Свет погас, и картина исчезла в темноте. Представленное действие было таким ясным, как будто это происходило на самом деле. На стене опять появился свет, но сцена переменилась. Она показывала кладбище, у которого стояла карета, запряженная парой лошадей, в дверце показалась женская голова, закутанная в мантилью. Человек в бархатной маске, одетый во все черное, стоял возле кареты и разговаривал с женщиной. Шел сильный снег… Раздался крик удивления — это вскрикнула маркиза де Помпадур.

— Что с вами? — спросил король.

— Ничего… государь… — ответила фаворитка. — Удивление… удовольствие… все это так странно…

— Через два месяца в Версале я сделаю то, о чем вы меня попросите, — шепнул голос на ухо маркизе де Помпадур.

Она вздрогнула.

— Я не понимаю, что значит эта сцена, — проговорил Ришелье.

Свет померк, живая картина на стене исчезла. Вокруг стола было еще темно.

— Но в этой картине не было ответа на мой вопрос, — сказал король.

— Государь, — ответил Сен-Жермен шепотом, — духи не сразу повинуются, часто я вынужден подчиняться их прихотям и ждать, когда они захотят отвечать.