Ольга Крючкова - Меровинги. Король Австразии

В качестве цели для нападения двое дикарей избрали на сей раз дом дефенсора Морвакса. Мало того, что его жилище выглядело наиболее добротным и зажиточным в Дуэре, так от него в тот день еще и распространился, как назло, аппетитный аромат жареного мяса на всю округу. На самом деле то жарился один из двух припасенных дефенсором на крайний случай последних кабанчиков, ибо прочая еда в доме давно закончилась и кормить скотину все равно теперь было нечем.

Ловко справившись с нехитрыми дверными деревянными задвижками при помощи узких длинных ножей, ульфы бесшумно проникли в дом дефенсора.

Сам Морвакс улегся этой ночью на сеновале, по привычке прихватив с собой гонделак. Под шерстяным одеялом и дополнительно накинутым сверху меховым плащом было тепло, однако сон не шел. В памяти всплывали разрозненные картинки минувших дней: похищенные девушки, раскромсанные тела ульфов, брошенные на произвол судьбы младенцы, небесная «дикая охота»… Морвакс беспокойно заворочался: интересно, что же то видение предвещало? Затяжную зиму? Мор колонатов от голода? Месть ульфов?.. Или… или все же муки совести?! Устав от бесплодности размышлений, дефенсор пришел к выводу, что, скорее всего, все вместе, и предпринял очередную попытку заснуть.

В этот момент в загоне чуть громче обычного засопел конь. Морвакс насторожился, рука сама собой потянулась к лежавшему рядом гонделаку. Неужели непрошеные гости пожаловали-таки?

Затаив дыхание, дефенсор спустился с сеновала и слился в ночной темноте с одной из стен жилища. Навострив слух и зрение, различил в итоге две человеческие фигуры. Изрядно подивишись тому, что животные в стойлах ведут себя на редкость спокойно, словно подчиняясь некой таинственной силе, Морвакс неслышно прокрался к двери и занял боевую позицию, выставив гонделак перед собой. Ульфы тоже двигались совершенно бесшумно, но их выдавал специфический запах. Невольно Морвакс снова вспомнил события минувших дней, в том числе замечание Эрминетруды по поводу исходившего от людей-волков запаха плесени. И вот теперь затхлость вкупе с плесенью, перебив даже запахи домашних животных, вторглась в его родное жилище…

Когда облако чужого тошнотворного запаха накрыло Морвакса с головой, он, повинуясь инстинкту, рубанул с размаху гонделаком, и металлическое лезвие достигло цели: издав протяжный вой, один из непрошеных гостей рухнул оземь. Второй дикарь, всполошившись, бросился к двери, дабы спастись бегством, но нелегкая ноша – водруженный на спину кабанчик – помешала ему уйти от расправы: острое лезвие гонделака настигло и его.

Мгновением позже жилище дефенсора озарилось светом факелов: сыновья Морвакса, разбуженные донесшимся со стороны загона шумом, спешили выяснить, что там произошло.

– Отец! Это и есть ульф?! – вскричал один из сыновей, когда увидел в свете факела распростертое на полу человеческое тело.

Морвакс молча перевернул труп на спину: с нацепленной на лицо меховой маски на него укоряюще взирали неподвижные «волчьи» глаза. Он медленно, словно нехотя, нагнулся и сорвал ее. Золотистые волосы ульфа рассыпались по полу. Он был совсем юным…

– Значит, «дикая охота» знаменовала собой все-таки муки совести… – пробормотал дефенсор, бессильно опустившись на пол рядом с телом ульфа.

Один из сыновей извлек тем временем кабанчика из мешка со спины второго убитого чужака. Кабанчик в каком-то странном оцепенении смотрел на хозяев, не издавая ни звука.

– Чудеса, да и только! – воскликнул юноша.

– Скорее колдовство… – возразил ему брат.

После двукратного набега ульфов на человеческие жилища колонаты приняли решение нести, в порядке очередности домов, дозор вокруг всего селения. Если же мужчин в той или иной семье не было, на дежурство выходили даже женщины – орудовать топором умели все.

Спустя неделю к селению Бребьер подошла пожилая женщина с двумя девочками. Двое дежуривших в тот день колонатов выставили вперед гонделаки, но женщина не остановилась: напротив, решительно приблизилась к одному из стражей настолько, что его гонделак буквально уперся ей в грудь.

– Я хочу поговорить с господином, хозяином вашего селения, – сказала незнакомка с таким странным саксонским выговором, что колонаты-стражи удивились: в здешних местах этот диалект не использовался уже очень давно.

– Откуда идете? – поинтересовались мужчины.

– Я и мои дочери, – женщина указала на девочек, – следуем из селения Отрош. Провели в пути уже несколько дней и хотели бы передохнуть. Вот только расплатиться нам, увы, нечем.

Замерзшие мужчины недоуменно переглянулись: и как только женщины умудрились проделать столь долгий путь пешком, да еще и по лютому морозу?

– Надо проводить их к Эрминетруде. Как женщина умная, она наверняка придумает, что с ними делать. Не ровен час, замерзнут и околеют потом от лихорадки, – решили стражи, посовещавшись.

Вскоре женщина и ее дочери стояли уже перед домом вдовы дефенсора. Эрминетруда, закутавшись в меховой плащ, вышла навстречу и, опершись на клюку, внимательно выслушала стражей.

– Отрош… Хм… Сколько живу – первый раз слышу о таком селении. Ну да, ладно, не в том суть, – молвила она и перевела взгляд на непрошеных гостей. – Надо думать, случилось нечто из рук вон выходящее, коли вы решились покинуть теплый очаг и отправиться в дальний путь? А куда, кстати, направлялись?

– В Ахен, – ответила женщина. – Хозяин нашего селения домогается до всех молоденьких девушек, а у меня, как видите, дочки подрастают… Хочу вот поискать защиты у наместника. Не зря же он поставлен королем для вершения справедливости на вверенных ему землях.

Эрминетруда тоже обратила внимание на своеобразный выговор женщины. Ей даже показалось, что однажды она уже слышала где-то подобный. Но вот где и при каких обстоятельствах, дефенсорша, сколько ни силилась, так и не вспомнила.

– Негоже тащить дочерей по холоду. Оставь их здесь! А сама, так и быть, ступай в Ахен, – решительно распорядилась Эрминетруда.

– Благодарю тебя, почтенная госпожа. Но мне, право, нечем расплатиться за твою доброту. Разве что этим… – Женщина распахнула плащ, сняла с себя пояс, украшенный серебряными бляхами, и протянула его Эрминетруде.

Вдова без раздумий приняла дар, поразившись необычной работе мастера: поясок явно был изготовлен не местными кузнецами.

Предвосхищая вполне резонный вопрос, женщина пояснила:

– Сей пояс очень старинный. Он принадлежал еще моей бабке, а ей, в свою очередь, перешел по наследству от ее матери…

Поцеловав на прощание дочерей, и поклонившись Эрминетруде, женщина двинулась к дороге, ведущей в Ахен. Больше ее никто не видел.