Анатолий Ковалев - Потерявшая сердце

Это было концом всего. Теперь только герр Шмитке в сильном подпитии заглядывал в лавку, чтобы пожелать хозяйке доброго здравия и попросить табачка в долг. Зинаида, презиравшая попрошаек, почему-то не могла отказать вконец опустившемуся часовщику и одалживала табак, несмотря на трудные для лавки времена.

Впрочем, оставался один клиент, который стоил многих, — князь Павел Васильевич Головин. Он заходил в лавку Зинаиды с удивительной регулярностью, хотя уже сделал запас табака на год вперед. Узнав про «немецкий бойкот», он привез к лавочнице двух своих приятелей-англоманов, также любивших попыхтеть трубкой. Эти новоиспеченные петербуржские денди дымили, как десять немцев, вместе взятых, но и они не могли спасти лавку от близкого разорения.

Однажды Головин приехал перед самым закрытием, и лавочница пригласила князя к себе наверх выпить чаю. Они провели целый час одни, потому что и Хавронья, и Машенька, как нарочно, обе были посланы за покупками в разные концы Васильевского острова.

Гость и хозяйка сидели очень близко за маленьким чайным столиком, так что чувствовали дыхание друг друга. Их колени почти касались. Грудь Зинаиды высоко вздымалась, губы пересыхали, как в сильный зной, и она их постоянно облизывала острым кончиком языка. Она никогда еще не испытывала подобного смятения в присутствии мужчины. Собственно, Зинаида о мужчинах вовсе не думала. Ее чувственность была грубо оглушена еще в подростковом возрасте, когда ее выдали за старика-изувера. Кокетничая со многими клиентами «для торговли», она оставалась холодной и думала лишь о выручке. Князь Павел совершил целый переворот в душе этой женщины, но вот парадокс — осыпая Зинаиду комплиментами, он ограничивался платоническим созерцанием ее красоты. Князь всегда помнил о клятве, данной Евгению, и ругал про себя последними словами троюродного братца.

Когда хозяйка налила по второй чашке, князь почувствовал настоятельную необходимость заговорить на отвлеченную тему. Иначе он мог наделать глупостей, схватить в объятья прекрасную табачницу. В сущности, ситуация была нелепейшая — он, потомок знатного богатого рода, пьет чай с лавочницей, которая корчит из себя даму, и не смеет даже коснуться ее платья!

— А что поделывает ваша гостья, маленькая московская графиня? — небрежно спросил Головин. — Она ездила в Павловск?

— Ездила, — разочарованно выдохнула Зинаида. Женщина ожидала совсем других речей. Ее помутневшие глаза прояснились, краска сбежала с разгоревшихся щек. Она отодвинулась от стола вместе со стулом.

— И чем же закончилась ее аудиенция у матери-императрицы?

— Тюрьмой, — просто ответила лавочница.

— Как?! — Князь даже подпрыгнул от неожиданности, пролив чай на свои белоснежные лосины. — Ч-черт! Что произошло?!

— Я толком не знаю, — повела плечом Зинаида. — Приходил квартальный и нес какой-то бред, будто она с моим братом на пару кого-то ограбила…

— Этого не может быть!

Он был настолько ошеломлен новостью, что не мог больше наслаждаться обществом очаровательной вдовы и откланялся.

Евгений со дня на день должен был покинуть Петербург. Он решил ехать волонтером на войну. Служба при штабе даже такого замечательного человека и полководца, каким он считал Барклая-де-Толли, больше его не устраивала. Евгений рвался в бой.

Князь всячески пытался оттянуть его отъезд, чтобы Евгений с отчаянья не наделал глупостей. Он даже втайне написал письмо его матери, чтобы она по возможности скорее приехала в Петербург и забрала сына в Москву. В письме он подробно рассказал о том, что Евгений получил отставку от бывшей невесты и тяжело переживает это. А пока Прасковья Игнатьевна не приехала, князь, что ни день, придумывал для брата новые развлечения. Они посещали театры, Английский клуб, скачки, делали визиты блистательным дамам из высшего света — словом, Евгений вел такую жизнь, о какой может только мечтать молодой человек, попавший в столицу. Княгиня Ольга, трудно переносившая беременность, редко составляла им компанию и все чаще сердилась на супруга за то, что тот, озабоченный меланхолией брата, совсем не уделяет ей внимания. Однако охлаждение князя к супруге происходило вовсе не из-за Евгения, а из-за прелестной табачницы, о которой он думал сутками напролет. Чем недоступней выглядела в его мечтах Зинаида, тем вожделенней была каждая новая встреча с ней.

В этот вечер он ворвался в комнату Евгения без стука. Вилимка помогал графу укладывать вещи в чемодан. Они намеревались уехать поутру, ни с кем не попрощавшись. Князь Павел застал их врасплох.

— Решил исчезнуть по-английски? — осведомился он.

— Не зря же ты меня водишь в Английский клуб, — парировал Евгений.

— Ты сейчас передумаешь ехать. Сядь и слушай. — Головин взял его за плечи и насильно усадил в кресло. — Да будет тебе известно, что графиня Елена Мещерская сидит в тюрьме, в Васильевском остроге.

— Ты шутишь? — не поверил Евгений.

— Можно ли так шутить! — возмутился князь. — Мне достоверно известно, что она там.

— Ты был у этой женщины? У табачницы? — догадался Шувалов. Князь смущенно кивнул. — А она ничего не путает?

— К ней приходил квартальный надзиратель, от него она и узнала… Какой-то дурной сон, ей-богу, какая-то притча, ты не находишь? — Головин говорил что-то еще, но Евгений уже его не слушал.

— Вилимка, одеваться! — приказал он, и мальчик в ту же минуту достал из шкафа военный мундир.

— Что ты задумал? — осторожно спросил Павел.

— Еду в тюрьму.

— Я с тобой!

Всю дорогу от дома до тюрьмы князь внушал троюродному брату, что затея эта бесполезна, никто их в столь поздний час не примет. Однако он ошибался. Начальник тюрьмы был на месте и, увидев визитные карточки знатных посетителей, не смог отказать им в приеме. Розенгейм любезно рассказал, как и за какую провинность Елена Мещерская была доставлена в тюрьму, и со вздохом присовокупил, что, пока не вынесут приговор, свидания с ней будут невозможны. Начальник тюрьмы показался посетителям очень милым и обаятельным человеком. Он даже разрешил, в виде исключения, передать Елене письмо, и Евгений пообещал привезти его завтра. На том и раскланялись.

— Мне эта девица уже до смерти надоела, — признался Розенгейм тюремному секретарю, глядя из окна приемной, как молодые люди садятся в карету. — Сначала этот чиновник по особым поручениям, с его дурацкой любовной интрижкой, тумана напустил. Затем притащился этот хлыщ Обольянинов с князем Белозерским, ее дядюшкой. Интриговали-интриговали, совсем голову заморочили… Теперь вот молодые аристократы пожаловали, фу-ты ну-ты! Завтра, глядишь, приедет какой-нибудь принц крови или эрцгерцог Австрийский! И с каждым изволь любезничать, когда у меня работы полно, ни минуты лишней нет!