Анатолий Ковалев - Потерявшая сердце

Впрочем, за прошедшие сутки она не раз все обдумала и совершенно успокоилась. Выручить за какой-то пустяк полторы тысячи — это не шутки! Ее роман с князем все равно кончился бы ничем, рано или поздно. Лучше даже рано — меньше слез. Обыскав карманы спящей роженицы, Зинаида сделала интересное открытие — графиня, несомненно, беглая! Стало быть, ее нужно лишь слегка припугнуть полицией, и та бесследно исчезнет и не будет поднимать шума из-за младенца. Теперь, выпроводив Елену из дома, Зинаида чувствовала себя абсолютной победительницей. Пуская клубы дыма, она усмехнулась и произнесла вслух:

— Еще будет мне благодарна за то, что я избавила ее от обузы. У графини теперь один путь — на панель…

Она с удовольствием пересчитала полученные от князя Головина ассигнации, прошла в свою спальню и спрятала их в окованный железом сундучок, привинченный к полу под кроватью. Девочки со вчерашнего утра сидели взаперти во флигеле, без еды и питья, но Зинаида не торопилась их отпирать. «Пусть помучаются, паршивки! Будут знать, как прогонять гостей! Я ни вчера, ни позавчера на них ничего не заработала… Ну что ж! Зато вчера и на еду им не тратилась!»

Эта мысль рассмешила лавочницу. Она звонко захохотала, толкая ногой сундучок, словно приглашая своего единственного закадычного друга разделить с нею веселье.

Евгений провел в квартире старшего полицмейстера Савельева почти трое суток.

Когда на руках у Иллариона во время наводнения оказались два бездыханных тела, он направил лодку к подъезду управы. Подоспевшие квартальные перенесли Савельева в его кабинет и перевязали ему раны. Старший полицмейстер быстро пришел в себя и первым делом спросил: «Что с графом? Он жив?» Евгения положили на пол в секретарской комнате и принялись откачивать, давя ему на грудь и на живот. Вскоре Евгения вырвало водой, он мучительно закашлялся. Однако подоспевший к тому времени доктор считал, что рано праздновать победу.

— Надо обтереть его спиртом, переодеть в сухое и перевезти в теплое помещение, иначе воспаления легких не миновать.

Когда Евгения обтерли спиртом и переодели, Савельев приказал класть его в лодку и везти к себе на квартиру.

— Головой за него отвечаешь, — строго наказывал он частному приставу Калошину. — Не отходи от него, пока я не появлюсь.

Доктор занялся ранами Савельева.

— А шрам у вас будет не шуточный, — с улыбкой приговаривал он, обрабатывая Дмитрию щеку. — На всю жизнь останется.

— Женщины небось станут падать в обморок, глядя на мою физиономию, — криво усмехался Савельев.

— О! Женщины странные существа. Некоторым оригиналкам очень нравятся шрамы. Вот теперь вы с такими и познакомитесь…

Илларион больше привык убивать здоровых людей, чем ухаживать за больными, но делал свое дело самоотверженно. На третьи сутки его подопечные встали на ноги. Однако Евгений не собирался благодарить Савельева за свое спасение и гостеприимство, а смотрел на него по-прежнему волком.

— Давайте мириться, граф, — предложил ему Дмитрий на прощание и от всей души протянул руку.

Шувалов не сделал ответного движения.

— Знайте, Савельев, сколько бы времени ни прошло и что бы с нами ни случилось, наша дуэль не окончена, — сказал он. — Я не смогу спокойно жить, пока вы будете ходить по этой земле, дышать со мной одним воздухом. Поэтому не прощаюсь, а говорю: «До встречи!»

С этими словами он покинул его дом, а Савельев закрыл глаза и представил себя стоящим на коленях перед образами. Так он в последнее время тушил вспышки внезапного гнева, все менее напоминая того неистового гусара, каким был прежде. Времена, когда он сломя голову бросался на врага и мог зубами перегрызть ему горло, миновали.

— Ну и зачем, спрашивается, мы спасали этого худосочного графчика? — раздался за его спиной ворчливый голос Иллариона. — Может, ему невредно было бы полежать на дне Финского залива? Глядишь, лишняя желчь бы из него вымочилась! А то смотреть противно — надменный, перекошенный, лучше всех себя считает…

Дмитрий мотнул головой и попросил своего бывшего денщика:

— Помоги мне одеться!

— Куда это вы собрались с эдакой рожей? — бесцеремонно указал тот на распухшую, зашитую щеку Савельева. — Людей, что ли, пугать?

— Можно подумать, я могу надеть другое лицо, чудак! — беззлобно усмехнулся бывший гусар. — Привыкай к этому.

И отправился в Васильевский острог.

Евгений застал князя Головина в эпицентре хлопот. Тот одновременно просматривал кипу счетов от разных магазинов, давал указания новому дворецкому, ругал вновь нанятого лакея, подавшего ему чай не в той чашке, к которой он привык… На троюродного брата князь также набросился с упреками:

— Где ты пропадал столько времени, мой дорогой? На меня навалилась целая груда неотложных дел! Твоя помощь была бы кстати! Мой Бог, сколько поздравительных писем, а я даже пары строк никому в ответ не послал! Веришь, некого отправить развезти по городу визитные карточки! Прислуга вся новая, и до того бестолковая, что я их посылать боюсь! Ну, как перепутают что-нибудь, обидам конца не будет… Я уж сам, после… Я, братец, все теперь сам!

— Что княгиня? — прервал этот поток пустословия Шувалов.

— Слава Богу, разродилась девочкой, — отвел взгляд князь.

— Ты как будто не рад? — насторожился Евгений.

— Роды были тяжелыми, — признался Павел, — не хочется об этом вспоминать. Я едва не потерял Олю…

Княгиня Ольга, впервые увидев свое дитя, вновь расплакалась, на этот раз от счастья. Однако грудь малышке не дала, чувствуя себя слишком слабой.

— Я еще не так здорова, — жаловалась она супругу.

Впрочем, для девочки уже была привезена кормилица — рослая, молчаливая крестьянка из собственной подмосковной деревни. Она прохаживалась по детской в шелковом расшитом сарафане, с выражением тупой важности на круглом красном лице.

— А где моя старая няня, которую мы выписали из деревни? — поинтересовалась между прочим княгиня.

— Старуха занемогла, — признался Головин, — я наградил ее и отправил назад в деревню. К тому же в ней нет нужды. У нашей девочки будет английская няня. Я хочу, чтобы Татьяна сразу заговорила и по-французски, и по-английски.

— Ах, милый, ты прекрасный отец, но до этого еще так далеко! — рассмеялась княгиня.

Зинаида оказалась права в своих предположениях. Счастливую мать не удивила ни замена всех поголовно слуг, ни появление в доме нового доктора, ни то, что князь предложил по первому снегу ехать на юг, в его крымское имение, а летом — в освобожденную Европу. Все эти дни Ольга находилась под магнетическим очарованием своей малютки. Девочку решили назвать в честь баснословно богатой престарелой родственницы и уже начали подготовку к пышным крестинам. Впрочем, много гостей не предполагалось — человек двадцать, самых близких.