Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— Вы должны мне обязательно показать! — проговорила Констанца. «Ну, печень. Я больше интересуюсь математикой и физикой, но не отрицаю важности естественных наук. А я вам покажу свою студию — я в переписке с мастерами из Амстердама, они тоже занимаются оптикой, я сейчас работаю над прибором, который может быть вам полезен, он более точен, чем лупа, — улыбнулась девушка.

— Наконец-то! — обрадовано сказал Хосе. «Вы не представляете себе, леди Констанца, как легче станет нам, медикам, когда мы сможем увидеть истинное строение вещей.

— И невидимые невооруженному глазу силы, которые вызывают заболевания, — медленно проговорила Марфа. «Организмы, живущие везде, даже, — она улыбнулась, — в оленине на ваших тарелках».

— Мама! — укоризненно заметил Питер. «Мы же еще не поели!»

— Ваша матушка, — обратился к нему Джованни, — могла бы стать ученым, мне и синьор Бруно так же говорил. Ну, конечно, если бы женщинам разрешали поступать в университеты.

— Редкостное мракобесие — яростно сказала Констанца, прожевывая мясо. «И ведь так везде, даже здесь. Джон закончил Кембридж, а мне нельзя даже лекции там слушать. Когда я жила в Италии, я занималась с профессорами, но частным образом, — она глубоко вздохнула.

Когда женщины уже выходили из-за стола, Констанца присела на ручку кресла Джованни и тихо сказала: «Я вам очень благодарна за то, что мы с папой могли писать друг другу. Я даже не знаю, как…

Джованни притянул девушку к себе и поцеловал в лоб. «Ну что ты. Твой папа очень тебя любил, и туда, ну, на Площадь Цветов, он взял твое письмо, последнее».

Констанца на мгновение прижалась теплой щекой к его ладони и Джованни подумал:

«Господи, ну ты же можешь, покажи ему девочку. Пусть порадуется».

Двойняшки спали в колыбели, обняв друг друга. Марфа подняла свечу и неслышно проговорила: «Какие хорошенькие! Я ведь тоже, младшего своего, Уильяма, он в школе сейчас, почти в сорок два родила».

— Мне сорок один было, — Мияко все смотрела на детей. «У меня ведь шестеро деток умерло, миссис Марта, мальчики на войне погибли, а дочка — от лихорадки. Я уж и не думала…, — женщина чуть слышно всхлипнула и Марта, обняв ее, сказала: «Все закончилось, милая моя.

Я так рада, что вы приехали. Будете жить в деревне, спокойно, их воспитывать. Я уж и не знаю, как это — детей терять, мои-то живы все, слава Богу, хоть и далеко некоторые».

— Дай Бог, никогда не узнаете, — тихо ответила Мияко. «А они, — женщина кивнула на двойняшек, — так родились легко, ну, Хосе-сан, он волшебник просто, мне и больно почти не было. Анита первая появилась, мы уж думали — и вторая девочка окажется, а вот — сыночек».

— Устраивайтесь, — Марфа взяла ее за руку. «Там, в умывальной, все есть, а завтра спите, сколько хотите, устали же вы, наверное. С детками я и мистрис Доусон побудем. А потом их возьмем, и погуляем на реке, да?».

— Вы знаете, — Мияко взглянула на нее чудными, черными глазами, — сэнсей, ну, муж мой, — она зарделась, — переводил Евангелия на японский, и я ему помогала. Там был отрывок, про женщину, Марту, что вышла навстречу Иисусу, и первой в него поверила. Я тогда думала, что нельзя так себя вести, неприлично. А теперь поняла — надо не бояться.

Марфа улыбнулась. «Никогда не надо бояться, Мияко-сан. Ничего и никогда».

В дверь тихо постучали и она обернулась: «Детьми твоими любуемся, мой дорогой Джованни».

Он принял от Марты свечу, и женщина, уже на пороге, сказала: «Спокойной вам ночи, и помните — это и ваш дом тоже».

Джованни поправил меховое одеяло на детях, и, поцеловав жену в теплые волосы, шепнул:

«Пойдем в постель, ты же и правда — утомилась, да и я тоже».

Мияко лежала, устроив голову у него на плече и Джованни, перебирая ее пальцы, сказал: «Я тебе говорил, счастье мое, я давно тут, в Лондоне, очень любил одну женщину, Мария ее звали».

— Она умерла, да, — жена поцеловала его руку. «Марта-сан ее знала?».

— Да, это была ее невестка, жена брата. Так вот, — Джованни помолчал, — она же родами умерла. Я думал, что ребенок — тоже, а оказывается, она все это время жива была. Девочка.

Полли, Полина. Марта ее, как свою дочь воспитала. Она уже замужем, и внук у меня есть, Александр, ему почти пять лет.

— Ну так это же хорошо, сэнсей, — ласково отозвалась Мияко. «А где они сейчас, ваша дочь и семья ее?»

— Далеко, — Джованни покрепче обнял жену. «В Новом Свете, ну, я на карте тебе показывал.

Вернутся следующим годом».

— Ну, вот, как славно, — Мияко потянулась и погладила его по голове. «Вы отдыхайте, сэнсей, если детки проснутся, я с ними побуду. Вы же устали».

— Я, как помнишь, — ворчливо ответил Джованни, — в Макао их обоих на руках часами носил, когда у них колики были. Спи, ради Бога, и чтобы завтра не смела, вскакивать раньше меня.

Я, когда с Питером буду уезжать, дверь запру и ключ Марте отдам — когда выспишься, она тебя выпустит.

Мияко счастливо, тихо, рассмеялась, и задремала, уткнувшись лицом ему в плечо.

Марта села на край кресла и погладила каштановые волосы сына. «Если б ты сначала ко мне пришел, — ворчливо сказала она, — ничего бы этого не было. Кольцо-то покажи».

Мужчина порылся в кармане и протянул ей мешочек. «Красивое, — хмыкнула Марта, — ну, впрочем, что отец твой, что ты — в драгоценностях всегда разбирались. И правильно Констанца тебе сказала — подожди. Мы с твоим отцом так друг друга любили, что ничего вокруг себя не видели. Он же за Большой Камень ходил меня искать, так же и у тебя случится».

— Ну, надеюсь, что мне не придется на Москву ехать за женой, — пробормотал Питер.

— А сего ты не знаешь, — мать все гладила его по голове. «Придется, и поедешь. И в Индию поедешь, или еще куда. Тебе двадцать два сейчас, твой отец на год старше был, как Изабеллу полюбил. Погоди, говорю тебе».

— Семью хочу, матушка — тихо ответил мужчина. «Вы женщина, вам этого не понять».

— Отчего же не понять, — вздохнула Марфа. «Ты, как твой отец — он тоже шлюх не брал никогда».

— И я бы не брал, да… — Питер покраснел.

— Ну, вот женишься на хорошей девушке, и все это забудешь, — Марфа обняла сына и ласково сказала: «Правда, милый, придет еще твое время».

Питер поднял синие глаза и попросил: «Вы только осторожней там, в Картахене, матушка, пожалуйста. Не лезьте, — он улыбнулся, — на рожон».

— Да уж не бойся, — рассмеялась Марфа, — в женском монастыре размахивать пистолетом не буду. Давай, ложись, а то тебе завтра с Джованни еще в деревню ехать».

— Очень, очень хорошая цена, — уверил ее сын. «И даже своя пристань есть, ну, как у нас».

Марфа поцеловала его в щеку и велела: «В постель, и чтобы никаких бумаг перед сном не смотрел, понятно?».

Она перекрестила сына и, выходя, подумала: «Ну, сложится все у него. А что Констанца ему отказала, — так оно и к лучшему, ей шестнадцать лет всего, совсем девочка еще».