Райнер Шредер - Падение Аккона

— От них воняет, как из хлева со свиньями, который следовало бы доверить такому дураку, как ты, Махмуд! — брезгливо произнёс евнух и замахнулся, будто хотел влепить своему собеседнику пощёчину.

Махмуд увернулся от воображаемого удара, а его напарник по имени Саид поспешно добавил:

— Сначала мы окатим их водой!

Евнух кивнул:

— Так начинайте же! И снимите с этих собак одежду со знаками их глупой веры! Они оскорбляют Аллаха и взгляд каждого благочестивого человека. Сорвать их и бросить в огонь!

Бессильно скрипя зубами, Герольт и Морис позволили сорвать с себя плащи. Потоптав тамплиерские одежды, Махмуд и Саид носками сапог отбросили плащи выскочившим из стойла конюхам, чтобы те швырнули их в огонь. Однако друзья испытали наслаждение, когда тюремщики зачерпнули в поилке для коней по ведру и окатили их водой.

Когда рыцарей подвели к Кафуру, Герольт мысленно взмолился о том, чтобы их не обыскали и не заставили снять последнюю одежду. Иначе им придётся расстаться с золотом, спрятанным под туниками. Хотя проглоченные изумруды и рубины стоили гораздо дороже, именно на золото пленники возлагали главные надежды. Подкупить Махмуда и Саида — простых тюремщиков на скудном жалованье — было гораздо проще золотом, чем камнями, о ценности которых те и понятия не имели. Расчёт Герольта был прост: евнух и его подручные должны были думать, что их обыскали с головы до ног сразу после пленения на корабле.

Его надежда сбылась: их не обыскали и одежды не лишили. Кафур нетерпеливо переминался с ноги на ногу возле открытой двери. Вероятно, он получил приказ собственными глазами убедиться в том, что пленники посажены под замок.

За дверью начинался спуск в подземелье эмирского дворца. Их путь освещали масляные лампы. Первая лестница насчитывала едва ли двадцать ступеней и заканчивалась широкой площадкой, к которой подходила вторая лестница.

Герольт и Морис украдкой переглянулись и поняли друг друга: вторая лестница, вне всякого сомнения, вела во дворец. Рыцарей повели дальше. Звон их цепей эхом отскакивал от каменных глыб величиной с бычью голову, из которых были сложены стены подземелья. Чем глубже они спускались, тем более влажным и затхлым становился воздух.

Наконец, лестница привела к тяжёлой железной решётке с закрытой дверью. К этой решётке подходил другой широкий коридор. Вероятно, это тоже был прямой ход во дворец.

Саид взял связку ключей, висевшую на вбитом в стену крюке, и открыл дверь в решётке. На площадке, оказавшейся за ней, находились две деревянные двери. Из стены на уровне груди выходил короткий железный жёлоб. Под ним в стену была встроена небольшая полка, которую снизу поддерживал железный стержень. Из-под задвижки, которая закрывал жёлоб, постоянно капала вода. Она стекала по этому жёлобу в огромную бочку. Вероятно, за стеной находилась цистерна либо вода в эту систему поступала прямо из Нила. Уже тут в ноздри рыцарей ударил резкий запах мочи, кала и плесени. И этот запах становился тем сильнее, чем дальше они шли.

В дальнем конце площадки они увидели вторую железную решётку от пола до потолка. Там подземный ход заканчивался. По обе стороны от этого тупика находились темницы.

Герольт насчитал шесть темниц, в каждой могло поместиться несколько человек. Свет не проникал ни в одну из них. Лишь в проходе имелись два квадратных зарешеченных отверстия, через которые, судя по всему, в подземелье проникал свежий воздух. Мог ли через них попасть солнечный свет, должно было показать утро следующего дня.

Друзья с трудом заметили оборванного человека, который, поджав ноги, лежал у стены в первой темнице. Его лицо осталось скрытым от рыцарей. Зато они разглядели кровоподтёки на его голых ногах и спутанные волосы — некогда черные, но теперь изрядно разбавленные сединой. Закованы были не только ноги несчастного. Цепь его наручных кандалов соединялась с железным кольцом, вмонтированным в стену на уровне колен. Поэтому узник не мог даже подняться, не говоря уже о том, чтобы сделать хотя бы шаг. Человек не шевелился и не издавал никаких звуков. Возможно, он был мёртв.

Когда Герольт увидел узника, у него перехватило дыхание. Только теперь до него дошло, какие испытания им предстоят.

Саид открыл первую камеру.

— Садитесь поудобнее и наслаждайтесь нашим гостеприимством, достойные рыцари! — усмехнулся он и толкнул Герольта в спину. Тот упал на грязный пол.

Когда Герольт приподнялся и сел у стены, он увидел полуразложившийся труп крысы, валявшийся среди сырой и грязной соломы и нескольких пальмовых листьев. Он сумел проглотить проклятие, чуть не сорвавшееся с его губ.

Мориса Саид тоже толкнул в спину, но тот все же сумел удержаться на ногах. Дверь камеры захлопнулась за ними, и ключ шумно провернулся в замке.

— Разве вы не хотите снять с нас цепи? По крайней мере, руки вы могли бы нам освободить! — Морис указал тюремщикам на короткую цепь, соединявшую оковы на его руках. — Или трёх решёток не достаточно, чтобы вы за нас не беспокоились? Неужели вы так боитесь двух безоружных, посаженных за решётку тамплиеров?

Кафур с ненавистью посмотрел Морису в глаза.

— Я хотел бы, чтобы эмир отказался от решения получить выкуп за вас, шелудивые христианские собаки! — прошипел он. — Всемогущему Аллаху было бы угодно, чтобы вам пустили кровь, а ваши головы бросили в Нил! Но, возможно, мне ещё удастся убедить его в том, что такова воля Аллаха и что он получит вечные сокровища в Небесном Царстве, если предаст вас долгой и мучительной смерти!

Две другие решётки по очереди закрылись за евнухом и тюремщиками, звякнули ключи на железном кольце, и шаги людей, поднимавшихся по лестнице, затихли.

— Чтоб их чума прибрала! Я верю каждому слову этого евнуха. И подозреваю, что ни золото, ни камни нам не помогут, — прошептал Морис, сползая по влажной стене и садясь рядом с Герольтом. Он подтянул ноги, оперся локтями на колени и положил голову на сложенные руки. — Лучше бы мы дрались до последнего на «Калатраве»!

«Лучше бы ты придержал язык и не разжигал ненависть в этом евнухе!» — хотел сказать ему Герольт, но промолчал. Хватит и того, что необдуманные слова уже бросил один из них.

Он едва слушал рассуждения Мориса, говорившего о том, что могло бы случиться, если бы где-то они поступили иначе. Герольт думал прежде всего о Мак-Айворе и Тарике. В основном, конечно, о Тарике, поскольку за Мак-Айвора он был почти спокоен. Шотландец, конечно, найдёт возможность бежать из пожизненного рабства или выкупиться. Что касалось Тарика, то Герольт не допускал и мысли о том, что его другу не удалось бежать от преследователей. А значит, по крайней мере один из них на свободе.