Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

— А не податься ли в Крым, к хану? — подумал Богдан подбрасывая очередную порцию хвороста к костер. Впрочем, он тут же отогнал прочь эту мысль.

Погруженный в свои невеселые думы, Богдан не заметил, откуда она появилась. Он мог поклясться, что еще минуту назад рядом с ним никого, кроме спавших утомленных спутников его, никого не было. Сейчас же, напротив него, на расстоянии нескольких шагов стояла высокая женская фигура. Лицо ее, в неярких отблесках пламени костра выглядело красивым и величественным, крутой изгиб черных бровей и яркий цвет алых губ подчеркивали алебастровую белизну ее кожи. Блеск ее темных глаз гипнотизировал Хмельницкого, который, как зачарованный, смотрел на возникшую в глухой степи из ниоткуда женщину, не в силах вымолвить ни одного слова.

— Ну, здравствуй, гетман запорожский! — низким грудным голосом произнесла незнакомка, чуть склонив голову с одетой на ней высокой куньей шапкой. — Так вот ты какой, тот воитель, кому суждено сокрушить всю мощь Речи Посполитой.

— О чем это ты, ласковая пани? — наконец, сумел выговорить Богдан, делая попытку встать, но женщина повелительным жестом, возвратила его на место. На ней была одета длинная, отороченная мехом и расшитая серебряной нитью накидка из тафты темно-синего цвета. Обута она была в отделанные бисером красные сафьяновые сапожки. Понимая, что происходит нечто странное и необычное, Богдан не испытывал страха, естественного в такой ситуации, инстинктивно ощутив благожелательное отношение к нему собеседницы.

— Ты, ошибаешься, я не гетман, а бывший чигиринский сотник, теперь беглый банитованый казак, — с трудом продолжал он, чувствуя, что язык отказывается повиноваться ему — а кто ты будешь, ясная пани? Откуда ты здесь одна в этих пустынных местах?

— Мало кто из смертных знает, кто он есть на самом деле, — слегка улыбнулась незнакомка, не отвечая прямо на вопрос Богдана, — а еще меньше тех, кому суждено знать о том, что с ним будет завтра. Но завесу, скрывающую твою судьбу, мне дозволено приоткрыть.

Взгляд ее черных очей блеснул в багровом свете ярко пылавших раскаленных углей, погрузив Хмельницкого в состояние транса.

— Слушай и запоминай, гетман запорожский, — звучал в его ушах бархатный голос женщины, — отринь все сомнения, твоя судьба крепко связана с Сечью. Продолжай начатое тобой дело, ничего не страшись и удача будет сопутствовать тебе. Сегодня ты малейший из самых малых, но уже завтра возвысишься и станешь великим. Помощь придет к тебе на конях и по воде, с юга и севера. Огненным вихрем во главе сотен тысяч воинов суждено пройти тебе по Речи Посполитой, десять лет от одного твоего грозного имени будут дрожать паны-ляхи, как осиновый лист. Славой будет увенчано твое чело и навеки сохранится она в памяти людской…

Низкий грудной голос становился все тише, незнакомка продолжала еще что-то говорить, но Богдан не мог разобрать ее слов. Внезапно, невероятным усилием воли ему удалось стряхнуть со своего сознания обволакивающий его туман и, очнувшись, бывший сотник вскочил на ноги. Возле костра никого не было и, насколько он мог видеть вокруг, степь оставалась пустынной и безлюдной, как и прежде. Глубокую степную тишину ничто не нарушало.

— Эй, кто там в дозоре? — крикнул Хмельницкий, непроизвольно схватив рукой эфес сабли. Холод железа окончательно привел его в чувство.

— Мы, с Гуляницким, пан сотник, — послышался голос Носача и, выйдя из-за ближайшего куста, казак, держа в руках самопал, подошел к сотнику.

— Вы никого тут сейчас не видели возле костра? — немного растеряно спросил Богдан.

— Откуда тут кому взяться, в степи никого нет, — спокойно ответил казак, — а ты, батько, уже давно сидишь неподвижно, как камень. Мы с Грицком думали, ты спишь. Или тебе, что привиделось?

— Наверно, привиделось, — неохотно буркнул Богдан, — ладно, действительно, пора спать.

Он стал укладываться на ночлег, но сон еще долго не шел к нему. Хмельницкий готов был голову дать на отсечение, что встреча с незнакомкой не привиделась ему. С ним разговаривал не призрак, а живой человек. Он наяву ощущал ее дыхание и даже легкое благоухание ромашки, исходившее от ее волос. Звучный бархатный голос все еще звучал в его ушах, а взгляд ее черных, как бездонный колодец, глаз продолжал тревожить его душу.

— Нет, это не был сон, — вновь и вновь убеждал себя Богдан и тут же задавал себе вопрос, — почему же в таком случае дозорные никого возле костра не видели?

Хмельницкий, как и большинство казаков, был глубоко верующий человек, но в отличие от многих своих современников, он не был суеверным. К бытующим в то время по всей литовской Украйне рассказам о ведьмах, чертях, вурдалаках, упырях и другой нечистой силе он относился скептически. Народная молва сочиняла небылицы и о запорожских казаках — характерниках, приписывая им качества колдунов и средневековых магов. Где-нибудь в корчме, за ковшом медовухи можно было нередко услышать, что все характерники заговоренные, их нельзя ни застрелить из самопала, ни зарубить саблей. Чигиринский сотник только посмеивался в усы над подобными рассказами. Сам он был побратимом едва ли не большей половины этих характерников и, как никто другой знал, что их также, как и всех остальных, берет и сабля и свинец. Примеров тому он мог привести немало, взять, хотя бы того же Ивана Сулиму, который также пользовался славой заговоренного. Богдан не верил ни в ведьм, ни в колдунов, так как на своем долгом веку никогда не сталкивался ни с чем таким, чего нельзя было бы объяснить, не прибегая к чарам и колдовству и ни с кем, кого бы не взяла острая сабля в умелой руке. Но эта встреча в ночи не укладывалась в рамки обыденного сознания. Нечто сверхъестественное случилось с ним этой ночью, и в этом Богдан был уверен вполне. То, что находившиеся в нескольких шагах от костра Носач и Гуляницкий не видели разговаривавшей с ним незнакомки, все больше убеждало Хмельницкого в том, что не простая женщина явилась к нему, ой не простая. Продолжая восстанавливать в памяти подробности этой встречи, он незаметно погрузился в глубокий сон.

Остаток ночи прошел без каких-либо неожиданностей и к обеду следующего дня отряд Хмельницкого, уже подъезжал к острову Бучки.

Кошевым на Сечи в то время был старый запорожец Лутай, давний приятель Хмельницкого, соратник по совместному морскому походу на Константинополь, а затем и под Смоленск. Встретились друзья сердечно, долго рассматривали друг друга, отмечая у каждого неумолимые следы приближающейся старости. Позднее, уединившись в курене кошевого, Богдан рассказал о причине своего появления на Запорожье. После непродолжительного молчания, Лутай, затянувшись табачным дымом, спросил: «Ну и что теперь будем делать? Без реестровиков ни о каком выступлении против ляхов и речи быть не может, только высунемся из Сечи, нас Потоцкий порубит как капусту.»