Валерий Евтушенко - Легенда о гетмане. Том I

Вдруг его осенило: надо попытаться задержать краковского каштеляна и оттянуть время. Он пододвинул лист бумаги, макнул в чернильницу гусиное перо и стал быстро набрасывать текст письма к Потоцкому: «Ясновельможный, пан великий гетман Короны Польской, мой милостивый господин…»

Строчки сами собой ложились на бумагу ровными рядами. Увлекшись, Богдан жаловался на притеснения Чаплинского и нанесенные ему подстаростой незаслуженные обиды, уверял Потоцкого в своей преданности лично ему и Короне. Бегство на Запорожье он объяснял не тем, что опасался ареста, а что, попади он в руки Чаплинского, тот бы его предал смерти без суда и следствия. В конце письма он довел до сведения коронного гетмана, что Сечь не имеет намерения бунтовать, а направляет к его королевской милости депутацию с просьбой возвратить казакам их старинные права и привилегии. Подписался Богдан не как наказной гетман, а как войсковой товарищ.

Лутай, ознакомившись с текстом письма, скептически усмехнулся:

— Ты, думаешь, он такой дурень, чтобы поверить этим сказкам?

Хмельницкий бросил на кошевого лукавый взгляд:

— Он не поверит, другие поверят.

Спустя несколько часов аналогичные письма были подготовлены к польскому комиссару Иоакиму Шембергу, коронному хорунжему черкасскому старосте Конецпольскому и Ивану Барабашу. Отдельное послание Богдан составил для короля. Он объяснял его королевскому величеству, что убыл на Сечь исключительно для того, чтобы готовить «чайки» для морского похода на Крым, как ему и было предписано. Однако коронный гетман расценил его действия, как попытку поднять бунт и, по слухам, выступил со своими войсками на Сечь. Хмельницкий заверял короля в своей преданности и просил удержать Потоцкого от выступления против Запорожья.

Лутай, читавший письма через плечо наказного гетмана, только восхищенно прищелкивал языком. Он понял, что нехватку сил и времени Хмельницкий хочет восполнить дипломатическими средствами.

Несмотря на все предпринимаемые кошевым атаманом и наказным гетманом меры, сил для выступления было явно недостаточно. К началу февраля на Сечи собралось не более 3000 человек, из которых истинные запорожцы (товарищи) составляли менее половины. Все же из них удалось сформировать три полка пехоты, во главе которых были поставлены Федор Богун, Остап и атаман самого многочисленного уманского куреня Колодка. Лутай не сомневался, что к весне численность пехотных полков удвоится с приходом основной массы запорожцев, зимующих на волости. Однако, с организацией конного войска дела обстояли плохо. Запорожцы вообще непривычны были к конному бою и навыками фехтованию владели немногие из них. Казацкая конница никогда прежде не могла противостоять польской кавалерии, особенно тяжелой, где каждый шляхтич с молоком матери впитывал искусство сабельного боя. Не могли казаки тягаться и с татарской конницей. Недаром ходила молва, что татарин рождается в седле. Низкорослые кривоногие степные наездники на своих быстрых бахматах были недосягаемы и для поляков и для казаков.

Помимо того, что опытных кавалеристов у запорожцев было мало, удалось раздобыть не больше трех сотен лошадей. Некогда многотысячные табуны пропали, часть лошадей погибла, другие одичали и ушли в степь. И без того мрачный Ганжа все чаще хмурил брови, нехватка лошадей угнетала казака. Хоть как-то восполняя недостаток кавалерии, он гонял своих людей до седьмого пота, заставляя прыгать на конях через преграды, рубить на скаку лозу, вскакивать в седло, не касаясь стремян, на полном скаку нырять с седла под брюхо лошади. Уроки джигитовки очень нравились молодым казакам, особенно Тимофею Хмельницкому, Славковскому и Петру Дорошенко, которые все свободное время проводили с Ганжой.

Тем временем, обозный Чарнота со своими канонирами приводил в порядок казацкую артиллерию. На Запорожье имелось около сотни пушек разного калибра, в основном фальконетов, но многие в последнее время пришли в негодность. Исправных и готовых к использованию оказалось всего двадцать шесть Имелись и запасы пороха, которого никогда не бывает много, поэтому обозный выделил отдельную команду для его изготовления. Искусством этим запорожцы владели издавна, перемалывая в мельничках древесный уголь, серу и селитру, а затем смешивая их в соответствующих пропорциях. Селитры в Приднепровье было довольно много, добывали ее в степных захоронениях и заброшенных городищах. Обычно запорожцы готовили порох в пропорции: фунт угля, два фунта серы на 4–6 фунтов селитры. Изготовляли в основном мелкий порох, потом размешивали его в уксусе, высушивали и мололи. Опытных канониров у Чарноты не хватало и он большую часть времени тратил на отбор подходящих для этого казаков из прибывающих новобранцев. По обычаю того времени, канонир не только должен был хорошо стрелять из пушки, но и знать кузнечное дело. Многие канониры сами же и отливали пушки.

Еще одной проблемой, стоившей обозному остатков волос, которых на его облысевшей голове и без того оставалось мало, являлась нехватка волов для казацких возов. В прежние стада быков и волов запорожцы выпасали, как и коней, на островах Хортицы и в Великом Луге, но сейчас их тоже почти не осталось. Выступать же в поход без этой тягловой силы было нельзя, так как основу казацкой обороны составлял табор — четырехугольник из возов, установленных дышлами вперед, скованных между собой цепями. Такой табор из четырех-шести рядов возов представлял собой передвижную крепость, которую взять приступом было невозможно. Сидя на возах и между их колес, казаки имели возможность вести губительный огонь из самопалов по наступавшему противнику. На возах же размещалась артиллерия, провиант, запасы пороха и оружия. В них впрягались волы или быки, медленно тащившие этот гигантский обоз, насчитывавший порой не одну тысячу возов.

В конце февраля Хмельницкий собрал на совет куренных атаманов и полковников.

— Панове атаманы, — начал он свою речь, — близится весна. — Не за горами то время, когда следует ожидать в гости ляхов. Вы хорошо знаете, что вся их сила в кавалерии. Тактика поляков известна — ударом тяжелой кавалерии смять пехоту, обратить ее в бегство и на плечах отступающих ворваться в табор.

Он обвел взглядом всю собравшуюся в тесном курене кошевого атамана старшину. Казаки сидели молча, опустив головы, каждого из них тревожили те же думы, что и наказанного гетмана.

— У нас же, — продолжал гетман, — конницы вообще нет, да и пехоты всего ничего. Надо решать, как быть дальше. Без конницы из Запорожья выступать нельзя.

Лутай, сидевший за столом рядом с Хмельницким, отложил трубку в сторону и задумчиво произнес: