Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)

– Клянусь бородой пророка и всех турок, вместе взятых, я ведь не раб ваш, чтобы не отвечать мне, когда я обращаюсь к вам! – с раздражением вскричал поляк. – Сколько же раз мне окликать вас?

Герцогиня вздрогнула и обернулась. Увидев стоящего в нескольких шагах от нее поляка, она вскочила и с пламенеющими щеками и глазами горячо произнесла:

– Ах, это вы?.. Да, вы, действительно, не раб, но гораздо хуже, вы – ренегат! Самый жалкий из всех рабов не изменил бы своей религии, как сделали вы, синьор Лащинский. Зачем вы явились на Кипр? Кого вы брались защищать своей шпагой: льва Святого Марка или полумесяц?

– Кого придется, синьора… Я не патриот и не ханжа. Мне совершенно все равно, за кого или что биться, лишь бы просуществовать как-нибудь… Я не скрываю, что ищу приключений, подобно многим другим, умеющим владеть оружием. Но я пришел не затем, чтобы вести с вами беседу на эту тему, на это будет время впереди…

– Так зачем же вы пожаловали, синьор Лащинский?

Вместо ответа поляк притворил дверь и осторожно выглянул из нее, потом запер ее, почти вплотную подошел к герцогине и шепотом спросил:

– Знаете вы, куда вас везет Метюб?

– Знаю. Обратно в Гуссифскую крепость, – ответила Элеонора, с удивлением глядя на него.

– Другими словами, к Гараджии, – поправил ее поляк.

– Да. Ну и что же дальше, синьор?

– А какого приема ожидаете вы теперь от этой женщины, пользующейся такой дурной славой за свои прихоти и за жестокосердие?

– Разумеется, не особенно любезного. Я принимаю во внимание случившееся и…

– Да уж поверьте, что вы и на тень «любезности» с ее стороны не можете рассчитывать, – перебил Лащинский. – Она была взбешена вашей выходкой и никогда не простит вам ее. Я пришел к вам не как враг, а как друг, готовый вместе с другими вашими друзьями пожертвовать собственной жизнью ради вашего спасения.

– Это вы-то?

– А почему же нет? Я вполне искренно повторяю вам, что готов на все, лишь бы спасти вас, и поверьте, что теперь, будучи ренегатом, следовательно, пользуясь доверием магометан, я могу больше принести вам пользы, чем если бы я остался христианином. Это может подтвердить вам и турецкий костюм, который я ношу.

– И вы хотите спасти меня?

– Да, и всех ваших.

– И даже виконта?

Этот вопрос, по-видимому, смутил поляка, но после непродолжительного колебания он и на него ответил по возможности спокойно:

– Конечно, и виконта, если вы этого так желаете и если он останется жив после своего ранения.

– Боже мой! – вскричала внезапно побледневшая герцогиня. – Разве его рана смертельна?

– Смертельна – едва ли, но очень опасна, и я думаю, что виконту немало придется повозиться с ней.

Элеонора закрыла обеими руками лицо и со стоном опустилась на диван.

– Полно, не горюйте, – сказал Лащинский необычайно мягким голосом. – Успокойтесь же синьора. Помните, что вы – капитан Темпеста и ему не следует выказывать перед другими ни малейшей слабости. К тому же я ведь не говорил вам, что здешний врач уже осудил виконта на смерть, а высказал лишь свое предположение… Я сам видел, как излечивались и не от таких еще ран. Мне пришлось воевать с русскими татарами, у них тоже тяжелое оружие и…

– Хорошо, оставим это, – перебила его герцогиня, стараясь овладеть собой. – Скажите лучше, чего вы собственно хотите от меня?

– Да больше ничего, как только спасти вас всех. Чего же я еще могу хотеть?

– Вы, вероятно, раскаиваетесь в том, что изменили кресту и желаете загладить отчасти свою вину, спасая нас?

– Может быть, и так, – отвечал поляк, бегая глазами по сторонам, чтобы не встретиться с пытливым взглядом своей собеседницы.

– Гм!.. А каким образом думаете вы спасти нас?

– Прежде всего нужно устроить так, чтобы галера не могла войти в гуссифский рейд, потому что, если вы попадете вновь в руки Гараджии, она не выпустит вас живой. В этом я вполне убежден.

– Да, и я того же мнения. Но какое вам-то дело до этого?

– Больше, чем вы думаете, синьора, – сказал поляк, сопровождая свои слова выразительным взглядом.

– Я вас не понимаю, синьор.

– Все еще не понимаете, синьора?

– Нет.

– Вы знаете, что я подвергаюсь опасности быть посаженным на кол как ренегат, если меня уличат в пособничестве вам?

– Очень может быть… Ну, а дальше что?

– Дальше?.. А дальше то, что я имею право на вознаграждение за такой страшный риск.

– Это верно. Я, к счастью, настолько богата, что могу предложить вам какое хотите вознаграждение…

Поляк сделал гримасу неудовольствия.

– Вы мне предлагаете деньги? – с горечью произнес он. – Денег мы, искатели приключений, всегда можем заработать нашей шпагой. Я вам говорю не о денежном вознаграждении…

– Так о чем же, синьор Лащинский? – с тревогой в голосе спросила герцогиня.

– О чем?.. О вас самих, синьора, – с невольной заминкой выговорил поляк. – Или, точнее, о вашей… – и, окончательно замявшись, он не мог окончить фразы.

– О моей?.. Договаривайте же, синьор! – с еще большей тревогой вскричала девушка.

– О вашей… руке, синьора, – с заметным усилием досказал наконец Лащинский.

Изумление молодой девушки было так велико, что она на несколько времени лишилась языка.

– Вы шутите, капитан, – вымолвила она наконец с деланным смехом, под которым желала скрыть свое негодование. – А виконт Ле-Гюсьер? Разве вы забыли, что он мой жених?

– Жениха всегда можно оставить. Это – не муж. Согласны вы заключить со мной этот… договор? – нетерпеливо приставал Лащинский.

– Согласна, – ответила наконец молодая девушка. – Виконт, чего доброго, действительно больше не встанет, а мы во что бы то ни стало должны спастись. Но поклянитесь, что не обманете нас.

– Клянусь и крестом, и полумесяцем… Дайте мне вашу руку.

Элеонора с внутренней дрожью протянула авантюристу руку, которую он прижал к губам.

– Итак, – проговорил он, – через несколько часов галера загорится в трюме, под мачтами, а вы все будете спасены… Прощайте пока, моя прелестная невеста. Вы не пожалеете о данном мне обещании, честное слово поляка!

Еще раз поцеловав ей руку, он тихо отпер дверь и вышел из каюты.

Герцогиня прижала обе руки к сильно бьющемуся сердцу и долго просидела неподвижно.

Лицо ее теперь пылало, а глаза метали молнии.

– Презренный ренегат! – глухо прошептала она сквозь крепко сжатые зубы. – Погоди: я сыграю с тобой такую же игру, какую сыграла с Гараджией! Я-то ведь не клялась тебе ни на чем…

Пока в главной каюте происходила вышеописанная сцена, дедушка Стаке, этот болтливый, но честный и порывистый старик, запертый в килевом трюме галеры, разражался градом проклятий против турок, посылая их вместе с Магометом то на дно моря, то в самую преисподнюю.