Михаил Шевердин - Перешагни бездну

— В чем дело? Кто такой? Почему впустили! Всякие тут чер­нокожие! Чего надо?

У себя в Пешавере и вообще в Индии мистер Эбенезер не по­зволил бы себе разговаривать так грубо даже со своим конюхом-саисом. Там надо поддерживать миф о белом господине, строгом, жестком, но справедливом, снисходительном.

Едва заметным кивком тюрбана визитер адресовал мистера Эбенезера к коридорному, вытянувшемуся у дверей с серебряным подносом в руках.

— Что ещё? — заревел мистер Эбенезер.— Визитная карточка? У проклятого туземца визитная карточка?

Пришлось все же взглянуть на визитную карточку.

— Йог! Вот как! Йог Ра-джа-па-ла-чария Маулен! Какого дья­вола нужно вам, господин чертов йог? Какое отношение я имею к йогам?

— Мы к их высочеству принцессе Алимхан.

— К черту, к дьяволу! Доверенное лицо госпожи Моники — я. Я уполномочен выслушивать всё, что болтают разные вроде вас. Быстрее! И выкатывайтесь!

Йог ещё ниже опустил свой тюрбан и молчал.

— Выкиньте его! — бросился к коридорному мистер Эбенезер.

— Они от их светлости Ага Хана,— шепнул коридорный.

Он произнес имя Живого Бога, слегка задохнувшись от вос­торга. Имя Ага Хана, во всяком случае его миллионы, хорошо были известны всем в Швейцарии и вызывали трепет. Мистер Эбенезер слегка сник и исчез за портьерой. Йог как будто задре­мал. Коридорный стоял неподвижно, выставив вперед подносик с белевшей на нем визитной карточкой.

Шурша шелками, вошла мисс Гвендолен.

— Их высочество одеваются. Сейчас пожалуют,— тоном при­дворной дамы процедила она, брезгливо поглядывая на посетителя. Она считала, что индийские йоги не употребляют мыла. И никто не мог разубедить её, что именно йоги являют собой образчик опрятности.

— Вы от господина Ага Хана? Мне так доложили. К чему этот маскарад?

— А мы член великого сообщества йогов,— прогудел в бороду ног и очень легко поднялся с ковра. Он галантно поцеловал бело­мраморную ручку мисс Гвендолен, и нельзя сказать, что эта воль­ность азиата не понравилась чопорной мисс. При всем том она не скрывала, что очень раздосадована.

Вдруг визитер оживился и, сделав несколько шагов в сторону, стремительно поклонился и бросился целовать подол платья во­шедшей Монике. Девушка даже испугалась резкости его движе­ний. Но тут же чувство изумления и радости овладело ею. Из-под надвинутого низко на лоб тюрбана на неё глядело расплывшееся, обрюзглое, но такое знакомое лицо того самого Ишикоча-Молиара, который при-ехал в Чуян-тепа вызволить её из хлева ишана Зухура, а два дня спустя в Зарафшанских горах разобрал каменную стену хижины и увел её чуть ли не на глазах страшного Кумырбека.

Боже, как она обрадовалась! И первым побуждением её было броситься к этому человеку, хотя казалось совершенно невероят­ным, что он мог очутиться здесь, в далекой чужой Женеве.

Не разгибаясь, всё ещё в низком поклоне, йог заговорил по-узбекски:

— Да сохранят тебя, дочь моя, добрые силы мира от необду­манных криков, воплей, изъявлений горя и радости, ибо не ми­новали бедствия, напасти и опасности для твоей жизни. Но мы рады видеть тебя, ибо и за сто дней не придет в себя от изум­ления тот, кто увидит твою красоту, о принцесса Востока и Запада.

Предостережение было завуалировано в его болтовне обыч­ным придворным пустословием, но слова «опасности для жизни» он нарочно подчеркнул. Тревога коснулась сердца девушки. Ка­кое счастье, что тюркские языки и, в частности, узбекский не были знакомы мисс Гвендолен. И всё же подозрение вызвало складочку на её чистом лбу.

— Сядь, дочь моя, — продолжал Молиар,— и позволь рабу своему говорить.

Сам он не садился и стоял в почтительной позе, молитвенно приложив ладони к животу.

— Его светлость Ага Хан шлёт своё отеческое благословение своей дочери и совет беречься злых людей.— Он заговорил теперь по-таджикски и выразительно повел глазами в сторону стоявшей за его спиной мисс Гвендолсн и вновь вошедшего мистера Эбенезера. — Господин Ага Хан сказал: «Звезда во тьме небосклона страстей человеческих пусть запомнит — мы хотим, чтобы имя Мо­ники не валяли в грязи злые языки по странам Азии и Европы. Мы не желаем, чтобы она сде-лалась тряпичной куклой, когда ей надлежит носить венец». Не говори ничего, не обещай ничего. Ты слабая девушка, и язык девичий слаб.

В тоне его звучала почти угроза. Он вдруг приблизил голову к лицу Моники и быстро зашептал:

— Не слушай ннглизов, бойся их! Не слушай и посланцев Ага Хана, не поддавайся на его посулы. Берегись его. Жди! Друзья думают о тебе. Жди.

Скороговорка Молиара ничуть не походила на выспренное при­ветствие, но он опять мгновенно изменил тон, когда выведенная из терпения мисс Гвендолен буквально вклинилась между ним и девушкой и сердито сказала:

— Хоть вы и йог, но будьте любезны говорить так, чтобы было понятно и нам.

Молиар улыбнулся и заговорил на языке дари:

— О, ничего, кроме философских поучений в духе «карамы» йогов! Мы рассыпали перед её высочеством принцессой Моникой Алимхаи с её соизволения розы мудрости и перлы философии. И в заботах об этом прелестном цветке, Монике, мы напомнили, что, как в старинной сказке, — он устремил напряженный взгляд на мистера Эбенезера, — люди исмаили-ходжа везде, и тут, и там, и на земле, и на небе, и в горах, и на дне озер. Всюду! Всюду! И тот, кто вздумает протянуть руку зла к тебе, о дочь моя Моника, пусть остережётся.

Лицо его исказилось, он поднял руки и воскликнул:

— Ассасин! Ассасин!

Отвесив глубокий поклон, Молиар удалился, заносчивый, на­пыщенный, смешной, но странный. И было непонятно, говорил ли он все это всерьёз или просто скоморошествовал.

— Ты нам расскажешь, что он тебе наплёл тут,— сказала стро­го мисс Гвендолен и взглядом пригласила мистера Эбенезера при­нять участие в беседе.

— Наплёл? — переспросила Моника.— Рассыпал цветы красно­речия. Так ему приказал Ага Хан.

— Надо мне сказать, наконец, все! Не будь девчонкой!

С некоторых пор мисс Гвендолен нервничала. Близился день, когда жертва большевизма принцесса Алимхан должна демонстри­роваться в кругах Лиги Наций.

Тут каждая случайность, каждая пустяковая помеха могла все испортить.

— Что он вам тут наговорил? — сварливым тоном начал мис­тер Эбенезер.— Чего он болтал про ассасинов. Бред какой-то!

— Ассасин! Ассасин! — закружилась на месте Моника.— Как интересно!

И убежала к себе.

— Ассасины! Исмаилиты, средневековые фанатики-убийцы. Живые боги. Замок Аламут. Сказочки! Стиль нашего Пир Карам-шаха. Мы же серьезные люди,— сухо говорила мисс Гвендолен.

— Кто же ей порассказал?

— Возможно, в Бомбее, когда мы возили её к этому шуту Ага Хану.

— Значит, этот йог действительно человек Ага Хана. Тогда нам следует во все глаза смотреть.