Николай Дмитриев - Майор из Варшавы

— Так… И, як я бачу, друже Кобза не перебильшыв здибностей пана Меланюка… За це циную. А зараз мусимо дещо обговориты…

Голимбиевский улыбнулся и, сделав широкий жест, пригласил всех к столу, на котором были уже разложены какие-то бумаги…

Пан Казимир закинул руку за голову и, упершись пальцами в стену, нажал. Ножки старого дивана, на котором лежал майор, плохо сидели в гнёздах, и достаточно было легкого толчка, чтобы мягкая развалина начинала уютно покачиваться…

Тихонько скрипнувшая дверь заставила майора открыть глаза и приподняться. Смущенно улыбаясь в комнату вошел одетый по-домашнему полковник Лечицкий и обеими руками замахал на попытавшегося застегнуть халат пана Казимира.

— Лежите! Ради бога лежите, пан майор! Вы же мой гость. — Хозяин прошел к окну, мельком глянул на озеро и повернулся к пану Казимиру. — Уж извините старика, позволил себе заглянуть. А вы спите, и улыбка у вас, как у ребенка…

— А я и был ребенком только что… — На лице пана Казимира возникло прежнее выражение. — Понимаете, сон мне снился… Будто я маленький, лет пяти, бегу по пляжу, рядом море, а впереди корабль на песке. Я бегу к нему, кричу: «Папочка, сюда!..» — и поворачиваюсь. А сзади меня идут папенька с маменькой и так мне улыбаются…

— Прекрасный сон! — Лечицкий отошел от окна и уселся в кресло, стоявшее рядом с диваном. — А позвольте вас спросить, пан майор, ваши родители, кто?

— Кто?.. — губы пана Казимира жестко поджались. — Отец — русский генерал, мать — польская графиня, а я их внебрачный сын… Думаю, господин полковник, что дальше вам объяснять ничего не надо…

— Понимаю… — Лечицкий сочувственно вздохнул. — Для нашей с вами России ситуация сложная. Но теперь-то обид на родителей, надеюсь, нет?

— Ясное дело, нет… А вот сложность одна до сих пор мучит…

— Эта какая же, позвольте узнать?

— Да вот… С одной стороны я вроде — поляк, а с другой — русский…

Пан Казимир замолчал, уходя в себя, но влияние сна было столь сильно, что и тот давний период вдруг оказался окрашенным в какие-то мягкие, пастельные тона. Наверно, это как-то отразилось на лице майора, потому что Лечицкий вздохнул и, устраиваясь поудобнее, завозился у себя в кресле.

— Э, батенька мой… — он наклонился и вытянутой рукой дружески похлопал по плечу пана Казимира. — Русский вы, русский… Такой же, как и я.

— Почему вы так уверены? — пан Казимир вежливо улыбнулся.

— Да потому, батенька мой, что русский — это не национальность, а как бы сказать точнее, нечто вроде состояния души… — Лечицкий весело рассмеялся, словно приглашая не принимать всерьез то, что он сейчас говорит. — Иначе, скажите вы, зачем мне — внуку баронессы Грецингер — оставаться верным империи?

— Я, господин полковник, признаться, не знаю… — пан Казимир заинтересованно повернулся, и расхлябанный диван сразу поехал в сторону.

— Вот и я не знаю… — развел руками Лечицкий.

— Может бать, просто молодость?

— Может быть… Очень может быть… — Лечицкий замолчал и вдруг широко улыбнулся. — Но согласитесь, прекрасное было время! Кстати, пан майор, в ту войну вы у кого служили?

— У генерала Самойло. А вы, господин полковник?

— А я у генерала Карла Маннергейма… Как вам такой парадокс?

— Хотите убедить меня, что я все-таки русский? — Пан Казимир улыбнулся. — Не надо. Я понимаю, у вас с капитаном Усенко, как и у меня, отношения особые. Но дело-то не в русских, дело в большевиках.

— А вы уверены, что они еще есть? — сощурился Лечицкий.

— А куда ж они делись? — пожал плечами пан Казимир.

Лечицкий, всем своим видом показывая, что разделяет иронию майора, понимающе усмехнулся:

— Вас не удивила несуразица Московских процессов?

— Середины 30-х? — уточнил майор. — Не особо. Обычная борьба за власть. А сам процесс… Просто неумелая инсценировка.

— Кажущаяся неумелой, пан майор. Для непосвященных.

— Поясните… — Пан Казимир заинтересованно глянул на хозяина.

— Хорошо, — Лечицкий кивнул. — Пан майор, вы уверены, что были опубликованы протоколы подлинных допросов?

— Так… Интересно… А что же тогда было в подлинных?

— А вот что. От кого получали деньги на революцию? Сколько? Кому отправляли деньги после переворота? И все такое прочее…

Непроизвольно на лице пана Казимира возникла гримаса, и едва Лечицкий сделал паузу, майор без всяких церемоний вмешался:

— Подождите! Подождите… Значит, вы считаете, что Сталин просто обрубил все концы и заодно ликвидировал возможность международных контактов помимо себя?

— Именно! Оставлены были только второстепеннные фигуры, а последующие процессы просто ликвидация ненужных свидетелей!

— Так… — Пан Казимир задумался. — Тогда выходит, что здесь имеет место тот же фюрер-принцип и движение по пути Наполена?

— Да, да и еще раз да!.. И конечная цель опять-таки — империя!

— Ну, допустим… — согласился майор. — А что это меняет для нас с вами? Как мне кажется, вы мыслите именно в этом аспекте?

— Совершенно верно! А меняет многое, поскольку именно здесь корни нашей трагедии и, если хотите, господина Сталина тоже!

— Кого? — изумился пан Казимир. — Сталина?..

— Да, да, не удивляйтесь… Революция разделила нас, верных паладинов империи, и его, истинного нашего вождя!

— Нашего? — опешил пан Казимир.

— Ну не совсем нашего… — усмехнулся Лечицкий. — Тут я слегка зарапортовался, но цели у нас одни, и, судя по всему, он дает нам всем очень недвусмысленные сигналы.

— Вы имеете в виду новую форму Красной армии?

— И ее тоже… Но перемены гораздо глубже. — Полковник хитро сощурился. — Я имею некоторые сведения… Политкомиссары в окопах обещают красноармейцам ликвидацию колхозов после победы. Каково?

— Ну что ж… Если все это правда, нам надо думать…

Пан Казимир прикрыл глаза, оттолкнулся ногой, и старый диванчик с уютным скрипом качнулся из стороны в сторону…

Поднимая столб пыли, серенький «Опель-Адам» быстро катил по проселочной дороге. Пилюк, угнездившийся спереди, с завистью следил, как ловко справляется с управлением пан магистр. Водитель с мальчишеским азартом бросал машину то в одну, то в другую сторону от накатанной колеи, и тогда пыль взлетала вверх целыми клубами.

Пан редактор, сам сидевший за баранкой, увлеченно гнал машину, не обращая внимания на то, что маленький автомобильчик подбрасывало на каждой выбоине. После одного из таких прыжков сидевший рядом Пилюк посмотрел на обочину и скривился:

— Кажи, пане магистр, куды едем? А то все натяки [31] Натяки — намёки ( укр .). , натяки…

— Так… До одного пана. Голимбиєвського…

— А-а-а, — усмехнулся Пилюк. — Ох и полюбляєшь ты зайву загадковисть, пане магістр! Казав бы одразу: до Лукаша едем.