Александр Дюма - Волчицы из Машкуля

Оттолкнув парусник от шхуны, рыбак повел его вдоль борта «Молодого Карла» и увидел, как Пико отбивался от четырех матросов.

— Пустите меня! — кричал он. — Мне лучше сразу умереть, чем продолжать гнить в трюме!

И он в самом деле бросился бы в море, если бы в это мгновение не узнал маркиза де Суде и Берту, с изумлением наблюдавших за потасовкой.

— Эй! Господин маркиз! Эй! Мадемуазель Берта! — крикнул Жозеф Пико. — Вы должны меня спасти, ибо я выполнял поручение господина де ла Ложери, когда попал сюда, а этот скотина-капитан надо мной измывался после того, как меня оболгал мерзавец Куртен.

— Как же разобраться, где тут правда, а где ложь? — спросил капитан. — Признаюсь, я был бы вам весьма признателен, если бы вы помогли мне избавиться от этого типа. Мое судно не зафрахтовано идти в Кайенну или Ботани-Бей.

— Увы! — сказала Берта. — Вы правы. Я не знаю мотивов, побудивших мэра Ла-Ложери уговорить вас выйти в море, но уверена в одном, что человек в оковах не солгал.

— В таком случае освободите его! Тысяча линьков, пусть катится на все четыре стороны! А что теперь сделаете вы? Вы из наших или нет? Мне ничего не стоит взять вас на борт, так как мне заплатили вперед, и для успокоения совести я мог бы прихватить вас с собой.

— Капитан, — спросила Берта, — а могли бы вы вернуться назад и сделать то, что сорвалось, и сегодня ночью взять пассажиров на борт?

— Невозможно, — ответил, пожав плечами, капитан. — А таможня? А служба безопасности? Нет, перенос срока равносилен проигрышу. Повторяю, если вы хотите воспользоваться предоставившейся возможностью и отправиться в Англию, я к вашим услугам и вам это ничего не будет стоить.

Маркиз вопросительно взглянул на дочь, но Берта в ответ лишь отрицательно покачала головой.

— Спасибо, капитан, — ответил маркиз, — это невозможно.

— Тогда прощайте, — сказал капитан, — но прежде чем расстаться, мне бы хотелось попросить вас об одной услуге.

— О какой?

— О погашении небольшого счета, который вы представите к оплате вместе со своим.

— Капитан, я сделаю все, что вы скажете, — ответил маркиз де Суде.

— Хорошо, я попрошу вас от моего имени расквитаться сотней линьков с негодяем, осмелившимся посмеяться надо мной прошлой ночью.

— Будет сделано, — ответил маркиз.

— Если у него еще останутся силы их выдержать после того, как я предъявлю ему свой счет, — произнес чей-то голос.

И они тут же услышали всплеск, словно за борт упал тяжелый предмет; несколько секунд спустя в нескольких футах от шхуны они увидели над водой голову Жозефа Пико, быстро плывшего к паруснику.

Как только с него сняли кандалы, шуан бросился за борт вниз головой, не желая, чтобы какое-нибудь непредвиденное обстоятельство задержало его на шхуне.

Хозяин парусника и маркиз помогли ему подняться на борт.

Почувствовав под ногами палубу, он сказал:

— Теперь, господин маркиз, объясните этому старому кашалоту, что я ношу отметину на плече как награду.

— В самом деле, капитан, — заметил маркиз, — этот крестьянин был приговорен к унизительным каторжным работам лишь за то, что выполнял свой долг во времена Империи, а это не является, на мой взгляд, преступлением, и, хотя я и не одобряю его методы, хочу вам сказать, что он все же не заслужил, чтобы к нему относились так, как вы.

— Ну что ж, — сказал капитан, — все к лучшему. Спрашиваю вас в третий раз: вы подниметесь на борт или нет?

— Нет, капитан, благодарю вас.

— Тогда счастливо оставаться!

И с этими словами капитан велел отдать концы, и шхуна, расправив паруса, набрала ход, оставив позади маленький парусник.

Пока старый рыбак вел свое судно к берегу, маркиз с Бертой держали совет.

Несмотря на все объяснения Пико, — нельзя сказать, что они были исчерпывающими, так как шуан увидел Куртена лишь в те минуты, когда его связывали, — они никак не могли понять, что заставило мэра Ла-Ложери поступить таким образом; однако его поведение показалось им подозрительным, и, хотя Берта напомнила отцу о том, с какой предупредительностью относился Куртен к Мишелю, как он был ему предан, маркиз склонялся к мысли, что странное поведение Куртена чревато опасностью не только для Мишеля, но и для его друзей.

Что же касалось Пико, то он поклялся отомстить и заявил, что если маркиз де Суде распорядится дать ему одежду матроса как для того, чтобы сойти за моряка, так и для того, чтобы сменить порвавшуюся в драке куртку, он отправится в Нант, едва ступит ногой на твердую землю.

Предполагая, что вероломный Куртен избрал своей будущей жертвой Малыша Пьера, маркиз тоже хотел поспешить в город; однако Берта, не сомневаясь, что после неудачного побега Мишель возвратится в Ла-Ложери, и думая, что она может там ждать его, убедила отца повременить, пока у них не будет более полных сведений о том, что произошло.

Рыбак высадил пассажиров у мыса Порник. Получив одежду от одного из сыновей рыбака, решившего ради такого случая расстаться с курткой и просмоленной шапочкой, Пико тут же сориентировался на местности и почти что на крыльях полетел в сторону Нанта, проклиная Куртена на все лады.

Однако прежде чем попрощаться с маркизом, он попросил его рассказать предводителю братьев-кроликов обо всем, что с ним приключилось, не сомневаясь, что метр Жак не откажет ему в братской помощи и поможет отомстить.

Поскольку ему были хорошо знакомы здешние места, Пико смог добраться до Нанта часам к девяти вечера, и, естественно, он снова предложил свои услуги помощника конюха хозяину постоялого двора «Рассвет», и тот сейчас же принял его обратно; Пико смог, приняв меры предосторожности, подсмотреть встречу Куртена с человеком из Эгрефёя и подслушать часть их разговора и даже увидел банкноты, которые Куртен признавал за деньги только в том случае, если они будут переведены в золото.

Что же касалось маркиза и его дочери, то они, несмотря на все нетерпение Берты, смогли только к вечеру тронуться в путь; по дороге в лес Тувуа старый дворянин с искренней грустью думал о том, что такое радостное утро, как сегодня, ему уже вряд ли доведется пережить в обозримом будущем и никто не знал, сколько времени ему еще придется скрываться, словно крысе в норе.

Предчувствие не обмануло метра Жака: Жан Уллье был жив.

Куртен выстрелил в кусты, не целясь, наугад, и ранил старого шуана в грудь, так что, когда на выстрел прибежала вдова Пико, шум телеги которой услышали арендатор и его единомышленник, она подумала, что Жан Уллье мертв.

Из чисто христианского сострадания, столь естественного для крестьянки, она не захотела оставлять тело человека, которого, несмотря на различие их политических взглядов, всегда уважал ее муж, на съедение хищным птицам и зверям; решив предать тело вандейца земле, она втащила его на телегу, чтобы отвезти к себе в дом.