Бернард Корнуэлл - 1356

— Меня ловят, — не без самодовольства поделился Томас с подошедшим Карлом.

— В кольчугах, — заметил тот.

— Городская стража, наверно.

— А почему по отдельности, не разом?

— Награду раскидывать на всех не желают.

— Большая награда?

— Очень большая.

— Насколько?

— Ты родом из Богемии, да? Ну, приличный хутор в Богемии прикупить хватит.

— Ты в Богемии был?

— Не довелось как-то.

— Зимы холодные. Я, пожалуй, в этих краях осяду.

— Как думаешь, закончат с пожарищем, дальше двинутся?

— Думаю, да.

— А если мы покажемся?

— Погонятся.

— Очень надеюсь, — сказал Томас.

Дорога через холмы предстояла трудная, лишние лошади не помешали бы. Да и Кина с монахом-расстригой требовалось обмундировывать и вооружить.

Последнее соображение энтузиазма у Карла не вызвало. Оглянувшись на брата Майкла, он покачал головой:

— С оружием или без, солдат из него курам на смех. Ирландец побойчее, но тоже вояка тот ещё.

— Пусть хоть выглядят солдатами. Лиха беда начало. В любом случае нам нужны запасные кони.

Карл, уловив, куда клонит Томас, прищурился:

— Засада?

— Засада, — подтвердил лучник, — быстрая, жёсткая и результативная.

Он тревожился за жену и сына. Разум подсказывал, что особенных причин для беспокойства нет: сэр Анри не станет вести никаких переговоров с де Верреком без Томаса, и рыцарь-девственник позаботится, чтобы с голов заложников волос не упал, но воображение помимо воли рисовало картинки одна страшнее другой. Надо было спустить пар, и засада на стражников подходила для этой цели как нельзя лучше.

Томас решил не мудрить. Кин и брат Майкл, безбронные и безоружные, помаячили на краю оливковой рощицы в поле зрения одной из групп стражников. Те заглотили наживку, обнажили мечи и пришпорили коней. Ирландец с монахом кинулись наутёк, заманивая конников в ложбинку, где поджидали эллекины.

Шестеро стражников мчались во весь опор, улюлюкая и обгоняя друг друга. Двое, лошадки которых были шустрее, чем у прочих, оторвались от товарищей и первыми влетели в овраг, проплюхав по воде скупо сочащегося родничка на дне. Остальные четверо выскочили на пологий склон следом, увидели эллекинов, зажимающих двух головных торопыг, и, чуя, что запахло жареным, навострились было давать дёру, но поздно. Томас бросил коня вверх по откосу. Боец в ливрее Монпелье лихорадочно поворачивал лошадь. Уразумев, что не успевает пуститься наутёк, он рубанул приблизившегося Томаса мечом. Лучник уклонился, сместившись в седле на левую сторону, и нанёс ответный удар под нижний край шлема. Стражник вскрикнул, валясь из седла, а Томас уже мчал к следующему противнику. Выпад Хуктона тот парировал, мечи звякнули, и в тот же миг Арнальдус, эллекин из Гаскони, раскроил противнику Томаса физиономию взмахом топора. Боковым зрением Томас заметил Карла, всаживающего меч в сбитого наземь бедолагу. Фонтан крови ударил вверх, окропив красными каплями видавший виды шлем Карла. Безоружный Кин стянул с лошади одного из пары торопыг и притопил в роднике. Псы кусали стражника за молотящие по воде руки.

Прикончили всех шестерых за считанные секунды, и ни один эллекин не получил ни царапины.

— Кин! Займись конями! — скомандовал Томас.

На шум в сторону рощицы потянулась другая группа стражников, однако, заметив мелькающих среди деревьев вооружённых чужаков (Томас послал часть бойцов наверх из лощины), решили не искушать судьбу.

— Ты, — обратился Хуктон у брату Майклу, — Подбери себе из трофеев кольчугу по размеру¸ шлем и меч. Коня возьми. И, ради Бога, поскорей.

Следовало спешить на север.

Роланд де Веррек распорядился привязать лошадей в полуразвалившемся нефе, сам же по узкой каменной лестнице поднялся на колокольню. Колокол, конечно же, отсутствовал, часть перекрытий крыши прогнила и обрушилась. Деревянный пол, устланный битой черепицей, опасно потрескивал под ногами.

— Стрелам будет здесь раздолье, — сказала последовавшая за де Верреком Женевьева, указывая на широкие арочные проёмы в каждой из четырёх стен площадки.

— Замолчи! — раздражённо рявкнул Роланд и, устыдившись резкости, добавил, — …те. Замолчите, пожалуйста.

Нервы его были натянуты до предела. В нефе стучали копытами лошади, из деревни доносились голоса, в остальном было тихо. Быстро темнело. Часть могил на кладбище не имела надгробий, земля на них просела, свидетельствуя о небольшой глубине. Такие захоронения Роланду были хорошо знакомы. В них упокаивали по несколько человек жертв чумы. Мелкие могилы раскапывали бродячие псы, дабы насытиться мёртвой плотью. В память Роланда накрепко врезались детские впечатления об ужасах морового поветрия, что унесло в числе тысяч других жизни отца и единственного брата де Веррека. Матушка объяснила ему тогда, что хворь ниспослана в наказание за грехи:

— Чума и англичане. Работа лукавого.

— А говорят, что англичане тоже болеют и умирают от чумы?

— Умирают, Господь справедлив, — она потрепала сына по щеке.

— Почему же умер отец?

— Значит, грешен был.

Ох, не верила в это вдова, ибо превратила дом в настоящий храм памяти мужа и старшего сына. Храм со свечами и распятиями, чёрными драпировками и огромными суммами, которыми оплачивались ежедневные мессы за упокой отца семейства и наследника рода, умерших, обливаясь кровью с блевотиной. Потом пришли англичане, вдове с младшим сыном пришлось бежать к дальнему родичу, графу Арманьяку. Тот помог юному Роланду вырасти воином, твёрдо усвоившим, что земля — арена вечной битвы между Богом и дьяволом, светом и тьмой, добром и злом. Вот и сейчас, вглядываясь в сгущающийся мрак, Роланд не сомневался, что среди деревьев и скал, окружающих деревню с церковью, бродит, выжидая благоприятного момента, сатана.

— Может, эти солдаты не по наши души, — еле слышно буркнул Роланд.

— Может, в этот миг внизу уже натягивается лук по твою душу, — ехидно предположила Женевьева.

— Да помолчите же вы! — не приказал, скорее, взмолился он.

Над землёй прочерчивали тьму летучие мыши. В деревне пролаяла собака. Роланд закрыл глаза и вознёс молитву своим покровителям: святому Василию и святому Дионисию. Подняв вверх Дюрандаль в ножнах, благоговейно коснулся лба перекрестием рукояти. Повторил шёпотом слова, что всегда повторяла матушка:

— Отврати от меня зло и укажи путь истинный…

По дороге процокали подковы. Скрипнуло седло, звякнула уздечка. Заржала лошадь, кто-то тяжело спрыгнул на землю и заорал:

— Жак, ты там?

Роланд поднял лицо к небесам. Над зубчатой грядой холмов зажглись звёзды. Мать святого Василия, помнится, тоже вдовствовала. «Не дай моей матери потерять последнего сына!» — взмолился про себя Роланд.