Юрий Рябинин - Твердь небесная

Нисколько не успешнее для японцев складывалось наступление на 3-й Сибирский корпус генерала Иванова. Этот корпус, входивший в состав Восточной группы и расположенный на самом юге ляоянской дуги, занимал позиции, казалось бы, довольно выгодные – по сопкам, на перевалах. Но дело в том, что стоящие напротив Иванова дивизии 1-й армии генерала Куроки занимали еще более выгодные позиции: они находились существенно выше русских – на более высоких сопках и перевалах, – почему могли легче доставать огнем своих батарей окопы и батареи противника. К тому же пересеченная местность и заросли гаоляна позволили японцам в некоторых местах без потерь довольно близко подойти к русским окопам и уже оттуда решительно броситься на противника.

В одном месте, правда, это их неожиданное появление вблизи русских позиций им же и сослужило дурную службу: сразу три японских батальона лицом к лицу столкнулись с единственным русским батальоном, находившимся в охранении в передней линии, – и русские, может быть, от отчаяния, подумав, что пришла их погибель от такой тьмы японцев, поднялись из окопов и так крепко ударили в штыки, что разогнали все три неприятельские батальона. Будь между сторонами большая дистанция, конечно, японцы, имея троекратное превосходство, постреляли бы противника прежде, чем сошлись с ним. Но они подкрались настолько близко и встретились с русским батальоном так неожиданно, что не успели даже причинить ему своим огнем какого-нибудь вреда.

Столь же неудачными были действия японских колонн и на других участках боевой линии 3-го корпуса: где-то их отбили артиллерийским огнем, где-то встретили пулеметами, заставив залечь и окопаться, а в иных местах и прогнали вовсе, контратаковав в штыки. Равно как и на Южную группу, наступление на Восточную группу русских лобовыми атаками, очевидно, у японцев не выходило. Везде они были остановлены или отбиты с большими для них потерями. К вечеру японцы вовсе прекратили атаки русских позиций и даже в некоторых местах подались назад.

Ободренный таким развитием событий, генерал Куропаткин разослал корпусам следующую директиву: «Завтра, 18 августа, продолжать отстаивать занятые позиции. При этом не ограничиваться пассивной обороной, а переходить в наступление по усмотрению командиров корпусов, где оно окажется полезным и возможным».

И опять русский главнокомандующий опоздал. Отдай он наступательную директиву хотя бы одному из корпусов – тому, у которого обстановка для наступательных действий была самая благоприятная, – на вечер 17 августа или даже на следующую ночь, как нередко действовали японцы, не произошло бы того, что привело в конечном счете к полному отступлению Маньчжурской армии от Ляояна. А произошло вот что: именно в эту ночь, с 17 на 18 августа, генерал Куроки, пользуясь уже привычною пассивностью русских, предпринял свой совершенно авантюрный маневр, который в итоге и решил исход сражения, – он неожиданно переправил на правый берег Тай-цзы-хэ дивизию, бригаду и два полка и начал этими сравнительно малыми силами обход левого фланга 17-го армейского корпуса барона Бильдерлинга, имея в виду зайти русским в тыл и создать угрозу сообщения Маньчжурской армии с Мукденом по единственной железной дороге.

Едва в штабе генерала Куропаткина стало известно об этом дерзком маневре, все последующие действия русского главного командования сделались подчиненными лишь одной задаче – как бы теперь поскорее и с наименьшими потерями увести всю армию за Тай-цзы-хэ и дальше к Мукдену.

Дожди все эти дни лили нещадно. В окопах стояла вода, и казалось – бери лодку и плыви по позициям, как по реке. Солдаты придумали по дну окопа, вдоль тыльной стенки, прорыть еще углубление специально для стока воды. Чтобы она собиралась хоть там, а не по всему дну разливалась. Ночью было нестерпимо холодно. Мокрые насквозь шинели нисколько не грели, как только окопники в них ни кутались. Еще с начала войны солдаты наловчились устраивать палатки из собственных винтовок: несколько человек, трое обычно, составляли свои винтовки пирамидой – штык к штыку, приклады врозь – и на этой конструкции закрепляли брезентовое полотно. Вроде бы ладная палатка выходила. Двое сидят внутри – сухариками похрустывают. А третий стоит в дозоре или еще какую службу исправляет. Потом меняются. Но, когда в конце лета в Маньчжурии начались проливные дожди с грозами, вышло с этими палатками натуральное бедствие: по торчащим вверх штыкам стали ударять молнии, сколько-то людей от этого убило, и командование армией решительно распорядилось по ротам впредь не позволять солдатам устраивать таких палаток. Конечно, можно было бы для этого нарезать жердей хоть из гаоляна или еще как-то исхитриться, чтобы укрыться от непогоды, но командиры, всякую секунду ожидая атаки неприятеля, не разрешали никому оставлять окопов и одновременно зорко следили за тем, чтобы нижние чины, не дай бог, не заснули. Офицеры всю ночь ходили по окопам – уговаривали солдат не спать, развлекали их, веселили по возможности, еще как-то тревожили. Находчивый штабс-капитан Тужилкин придумал раздавать солдатам на ночь вволю сухарей, чтобы хотя бы так отвлечь их ото сна: пусть грызут себе, – все занятие.

После рейда в тыл к японцам ни самому отчаянному ротному, никому из бывших с ним охотников не пришлось хотя бы выспаться хорошенько. Едва они возвратились, так сразу и разошлись по своим боевым местам. Полковник разве что пришел и всех их похвалил за храбрость.

Можайский полк стоял на очень неудобных с точки зрения единства действий всех входящих в него батальонов и рот позициях, переходящих от равнинных к горным: правый фланг располагался почти на равнине, а левый занимал участок по местности довольно рельефной. Позади линии расположения пехоты были вкопаны четыре батареи. Это именно они расстреляли давеча японскую батарею по наводке охотной команды. Но все эти замечательные скорострельные и дальнобойные русские пушки были полевыми и стояли справа. В то время как слева требовались горные орудия, а их не было вовсе.

Как справедливо оценивал эту необычную диспозицию полковник Сорокоумовский, наиболее уязвимым был левый фланг его полка. Если правый фланг, по мнению полковника, оставался для японцев практически неприступен, то слева неприятель был почти неограничен в своих действиях: он мог здесь причинить значительный урон русским огнем своей горной артиллерии, здесь ему было много проще подобраться и к самым окопам противника, здесь же, наконец, его не ждал огонь русской артиллерии. Разве только соседи помогут огоньком. У полка, находящегося слева от Сорокоумовского, действительно имелись две горные батареи. Но кто знает, хватит ли соседям артиллерии, чтобы самим-то отбиться, если их будут жестоко атаковать? Одним словом, положение рисовалось Сорокоумовскому довольно туманным. На всякий случай он поставил на левый фланг оба имеющихся в полку пулемета и усилил его людьми в ущерб правому флангу.