Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

Пили мы на коше одно парное молоко, пекли на железной печке лепешки и не спеша толковали о том, о сем, посматривая на снежные горы. На юге прямо перед нами сверкал нетронутый белизной Сванский хребет с вершинами Лайла, Лакур и Ласиль, впереди него протягивался заснеженный и весь в лесах хребет Загар, отделяющий долину реки Мульхуры от долины Ингури. Вокруг зеленели луга, а внизу, на дне нашей долины Тюй-бри, виднелась белая нитка реки. Ушбы и вершин Главного Кавказского хребта, кроме массива Улутау, отсюда не видно, вершины смотрятся на расстоянии.

Горный пейзаж хорош своим разнообразием. В степи или тайге все кругом степь и тайга, а здесь ты видишь сразу несколько природных зон. Растительные пояса гор позволяют иной раз побывать за один день и в пустыне и в Арктике, ведь нивальный пояс гор, пояс вечных снегов и льдов — та же Арктика. Помню, спускаясь с вершин Заилийского Алатау в Алма-Ату, приходилось пересекать все природные зоны, будто за один день пробежал от полюса к экватору. Сошел со снега и льда, попал на альпийский луг — та же тундра; потом выходишь на субальпийские луга с цветами и стелющейся арчой — лесотундра; затем вбегаешь в горную тайгу, в хвойный лес из тянь-шаньских елей, в нижней части леса начинают попадаться березы и рябины, осины и широколиственные кустарники, смешанный лес, а затем лиственный лес, вроде бы под Москвой; а тут начинаются уже и степные склоны с ковылями и злаками; спустишься в город, а за ним лежит настоящая пустыня. Сам город Алма-Ата стоит в зоне полупустыни, только имеет так называемый культурный ландшафт с орошенными водой ледников фруктовыми садами.

Здесь, в Сванетии, вертикальная зональность, может быть, и не так классически выдержана (вместо пустыни тут море, а вместо степей и полупустынь — чайные поля, плантации и сады Мингрелии), но зато растительность чрезвычайно богата различными видами. Это замечает каждый, кто переваливает Главный Кавказский хребет с севера на юг. По ту сторону, в Балкарии, всего-то и запомнится, что сосновые боры с красноватой корой на стройных стволах да колючие кусты облепихи, тянущиеся вдоль рек серыми, словно запыленными зарослями. Осенью серая скука их колючек оживляется немного оранжево-красными плодами и слетевшимися на них птицами. А как перевалишь в Сванетию, попадаешь вдруг в такое неистовство природы, в такое разнообразие деревьев и кустарников, что подчас не можешь найти рядом двух одинаковых. Не на самом верху, понятно, а пониже.

Сначала-то, после снега, вырвавшись из зарослей рододендронов, попадаешь на субальпийский луг с ковром синих генциан, светло-лиловых скабиоз, розовых астр, желтых примул и ярко-красного шалфея. Среди них, распушив свои верхушки, как кисточки радиоантенн, стоят сухие, прошлогодние зонтичные. Иногда они выше тебя ростом. Стелется корявая мингрельская березка, растущая только здесь и нигде больше. Беловатая кора на этих березках висит лохмотьями, ствол ползет по земле, кожистые листья различны по величине; ближе к старой части побега они крупные, а к верхушке уже мельче.

Ниже идут елово-пихтовые леса. Здешняя ель, она называется «Восточная», растет только на Западном Кавказе, а пихта (Кавказская, или Нормана) тоже нигде, кроме этих мест, не живет. Оба дерева высоки, до 50–60 метров в высоту, стволы бывают у пихт до 2 метров в диаметре. Как и все кавказское, они весьма долговечны, живут до 500 лет.

Еще пониже ель и пихта уступают место буку. Он поднимается в Сванетии до 2000 метров над уровнем моря. Интересное дерево, ствол прямой, до 40 метров высоты, толщина бывает более полутора метров в диаметре, кора гладкая, светло-серая. Овальные листья с верхней стороны темно-зеленые, блестящие, а снизу — с шелковым опушением. Осенью листья бука делаются коричневыми, с бронзовым отливом. Трава в буковых лесах не растет, подлеска из кустарников тоже нет, и вот склоны под деревьями становятся золотистыми от опавших листьев, создают прекрасный фон для серых, устремленных ввысь стволов. Редко увидишь такое.

Ну, а от тысячи метров и ниже — царство дуба. Здесь самое большое число разновидностей дуба в СССР. Каких дубов тут только нет! И все это переплетается с каштаном, дзельвой, хурмой и сотнями видов кустарников, в том числе и вечнозеленых, всю зиму радующих глаз сочной зеленью, которая так и брызжет из-под снега.

…Я давно мечтал понаблюдать за поведением кавказского тетерева — птицы редкой, своеобразной и малоизученной. Тетерев этот немой, он не издает никаких звуков. Наш обычный тетерев шумлив. Весной поутру и ввечеру его «бормотание» слышно за многие сотни метров. Нашего тетерева называют глухим, можно даже слышать выражение «глухая тетеря». Он, конечно, не глухой, и этот эпитет связан, видимо, с отожествлением тетерева с другой птицей — глухарем. Тот, верно, во время своего весеннего тока, при так называемом «точении», или «пилении», перестает слышать на несколько секунд. Известно, что охотники используют такую слабость глухаря и подкрадываются к нему в то время, когда он «точит», то есть издает звук, похожий на точение ножа о камень. А кавказский тетерев действительно немой. Токует молча. Наши собираются на зорях на поляне, устраивают во время тока целые представления перед своими самками: поднимают свой лирообразный хвост, надуваются, «бормочут», «чуфыркают» на весь лес и устраивают неистовые драки. А этот все молчком.

Кавказский, или немой, тетерев птица настолько редкая, что весеннее ее токование ученые-орнитологи наблюдали всего два раза: один раз токующих кавказских тетеревов видел 1,1887 году Лоренц и в 1938 году — Аверин. Не мудрено, — наш обыкновенный тетерев обитает по всей стране, кроме северо-востока и Средней Азии, а у этого область распространения, или, как говорят зоологи, ареал, лежит всего-то от Эльбруса до Казбека по верхней части Главного Кавказского хребта. Если этот ареал отметить на карте СССР величиной с почтовую открытку, получится просто точка. И больше нигде в мире эта птица не встречается.

Услышав от Миши, что над кошем живет лахве катал (так называется тетерев по-свански — «горная курица»), я не мог усидеть на месте и часу. Мы взяли малокалиберную винтовку и отправились наверх.

У верхнего края леса стоит здесь другой кош в виде маленькой бревенчатой избушки без окон и дверей. Тут мы и заночевали, с тем чтобы еще в темноте подняться под скалы гребня на альпийские луга, где и должно происходить токование немых тетеревов.

Мы прошли через довольно густой елово-пихтовый лес, расположенный на крутом склоне. Внизу сразу начали попадаться пятна нерастаявшего снега, а в верхней части леса снег лежал сплошным покровом. В начале пути к пихте и ели примешивались березки, клены и рябины, над лесом же росли сосны. Еще выше эти сосны становились корявыми, стелились по земле и переходили в заросли, ползущие по земле в мелких камушках, изредка попадаются большие скальные глыбы, серые, заостренные, с налетом коричневого лишайника и ярко-зеленого мха. Из земли кое-где пробивалась редкая травка. Валялись прогнившие стволы деревьев, торчали старые пни, обросшие мхом. На едва намечающейся тропе в неистовой схватке застыли корявые корни елей и пихт. Когда переходишь кулуары, в их углублениях видны свежие следы сбрасываемых сверху бревен и куски свежей коры. Пахнет смолой.