Константин Паустовский - Бригантина, 69–70

Пляшет пламя костра на земляном полу избушки, мечутся по ее бревенчатым стенам тени, не замолкая, кричит в ночном лесу мохноногий сычик.

— Вот это что: «Ук-ук-ук-ук-ук»? — спрашивает Миша.

— Маленькая сова, мохноногий сыч называется.

— По-нашему — ведидай.

— Как? — стараюсь я запомнить название.

— Ведидай — болтун значит, — поясняет он. — У нас так зовут тех, кто любит много говорить. А правда, что у кукушки одна нога?

— Да нет, ерунда! Откуда ты взял?

— Я тоже думаю, не может быть, — говорит Миша, — но у нас так считают. «Чего» — кукушка — значит «одноногий». Может, она любит на одной ноге сидеть?

— Это просто поверье. Ты лучше расскажи мне про лахве катал.

— Что я тебе расскажу? Завтра сам все увидишь. Я на них охотился тут еще мальчишкой, с луком ходил, ружья не было, — и он начинает объяснять мне устройство сванского лука.

В руках ребятишек лук можно увидеть в Сванетии и сейчас. Собственно, это не лук, а скорее арбалет. С прикладом, канавкой для стрелы на стволе и со спусковым механизмом. Наконечники стрел ковались еще на памяти Миши, он пользовался сам такими стрелами.

— В шкажуар (перепелку) попадал из этого лука. Я поищу тебе, может, где на чердаке или в башне валяется. Один раз убил я из лука кокучал, знаешь, такая рыжая птица есть, чуб распускает? Летит, как тряпка?

— Удод, — догадываюсь я.

— По-нашему, кокучал, чуб значит. Отец меня за него здорово побил. Кокучала нельзя убивать, он у нас считается священной птицей, богини Ламарии птица.

Выходим в два часа ночи, в темноте. Поднимаемся по снегу под скальный гребень. От него вниз уходят травянистые склоны с альпийским лугом, только земля пока под снегом. Чернеет она лишь на выдающихся местах округлых гребешков — контрфорсов. На них, на этих проталинах, и будет происходить ток.

Я вооружен одним биноклем и прошу Мишу не стрелять, пока все хорошо не рассмотрю и не дам ему знака. Садимся возле большого камня в засаду.

При первом намеке на зарю, когда чуть-чуть белее становится снег и не поймешь еще, начало светать или нет, прокричал совсем рядом улар. Он сидел повыше, там, верно, уже светлее.

— Улю-у-у-у! — разнеслось по горам.

В другое время я бы не смог остаться равнодушным к призыву улара, а теперь даже внимания не обратил, пусть себе кричит. Улар тоже весьма интересная птица. Ее называют также горной индейкой. Птица похожа на огромную куропатку и считается близкой родственницей тетеревам, не имея ничего общего по зоологической систематике с индейками. Добыть улара — редкая удача, не многие охотники могут похвастаться таким трофеем. Птицы живут в скалах самой верхней части гор, на гребнях и скальных стенах. Они очень осторожны и убегают от человека вверх по склону или скалам так быстро, что догнать их невозможно. А добравшись до гребня или до высокой скалы, улары бросаются вниз и с криком «Ай-яй-яй-яй-яй-яй!» перелетают, планируя, не маша почти крыльями, на другую сторону ущелья, то есть становятся недосягаемыми для выстрела. Убить улара можно только скрадыванием, делая долгие подходы по скалам. Однако улар не волновал меня на этот раз. С уларами я уже не раз имел дело и добывал не только кавказских, но и гималайских, тибетских и алтайских. Кавказский немой тетерев — это да! Для орнитолога это настоящее откровение.

— Смотри! — толкнул меня в бок Миша. — В бинокль посмотри.

Но я уже видел и без бинокля. Через два заснеженных коридора на черном бугре взмывала вверх и падала обратно большая черная птица. Еще в темноте прыжки ее были хорошо видны на фоне снега. Тетерев подпрыгивал вверх на метр-полтора, переворачивался в воздухе и, трепеща крыльями, опускался на то же место.

«Пс-пс-пс-пс-пс-взи-и-и-и-и!» — послышалось в воздухе.

Миша прижал меня к земле.

— Слетаются, — шепнул он.

— А что за звук?! Откуда звук у немого тетерева?! — не выдержал я.

— Молчи, молчи! Это крыльями.

Тетерева слетались со всех сторон. То и дело на фоне посветлевшего неба мелькали их длиннохвостые силуэты. Слетались в точно назначенное время, как на работу. Не поднимая головы, я искоса наблюдал за их стремительным полетом. Ну конечно, этот пронзительный свист издается крыльями птиц! «Пс-пс-пс!» — слышится при взмахах крыльев, а тонкое: «Взи-и-и-и-и!» — звучит при планировании.

Когда прекратился свист тетеревиных крыльев, мы начали осторожно выглядывать из своего укрытия. Ближайший тетерев вытянул шею и осматривался на соседнем бугре, метрах в пятидесяти от нас. Чуть повыше еще один, а на следующих оголенных гребешках прыгали уже несколько птиц. Все они держались врозь, каждый демонстрировал самкам свою красоту и лихость в одиночку.

На животах и локтях поползли к ближайшему самцу, но как только выглянули из-за бугра, увидели садившегося метрах в тридцати от нас другого петуха. Мы прижались к земле и замерли. Через минуту я осторожно достал из чехла бинокль и приложил его к глазам.

Черный петух, прибыв на место тока, сперва огляделся. При этом он вытянул шею палкой и походил вверх-вниз по склону, потоптался на месте. Шея у него начала втягиваться, откинутая назад голова села прямо на плечи. Зоб взъерошился, поднялись перья и на зашейке. Крылья самец немного приопустил, хвост поднял вертикально вверх. Принял позу тока. Я жадно ловил его малейшее движение: ведь этого почти никто не видел, это открытие, прекрасная научная статья для орнитологического журнала!

В позе токования черный и краснобровый петух (в бинокль я мог рассмотреть на нем каждое перышко) сначала опять покрутился, потоптался на одном месте, а потом вдруг присел, с силой оттолкнулся ногами и прыгнул вверх. Подскочив на метр от земли и как-то бесформенно трепеща крыльями, тетерев повернулся в воздухе таким образом, что приземлился с разворотом на 180°. Там, где при начале прыжка у него был хвост, оказалась голова. Еще прыжок и еще поворот. Оказывается, эти однообразные прыжки входили главным номером в программу представления, служили как бы основным «па» брачного танца. Прыжки шли один за другим без остановки с перерывами в несколько секунд, движения были совершенно одинаковыми.

Миша дотронулся до моего плеча, но я, не отрываясь от бинокля, отрицательно покачал головой. И не зря: из-за бугра появилась серая тетерка. Петух растопырился еще пуще, запрыгал чаще и выше, а когда самка приблизилась, стал ее обхаживать, не меняя своей позы. И все это без единого звука. Тетерка тоже молчала. Наконец красавец повел свою пестренькую возлюбленную по склону и они скрылись за перепадом.

Что и говорить, Мише было досадно. Но, внимательно посмотрев на мое счастливое, надо полагать, до глупости, лицо, он все понял и азартно шепнул:

— Чуть повыше еще есть.