Михаил Волконский - Мне жаль тебя, герцог!

Силой Жемчугов обладал почти сверхъестественной и орудовал тростью так ловко, что среди нападающих произошло как бы замешательство. Они разом громко кричали и ругались, перемешивая немецкие ругательства с польскими.

Одному из них удалось было ухватиться за трость, однако Митька ткнул его вперед, но тотчас же, свалив своего врага, выпустил трость, вспомнив, что в мешке возле дверцы кареты были пистолеты. Мешок как раз был у него под рукой; он выхватил пистолет и выпустил в нападающих пулю из него.

Почти одновременно раздалось несколько выстрелов с противоположной стороны, запряженные в карету лошади испугались и дернули вперед. Карета рванулась, безобразно раскачиваясь, прокатилась вперед и вдруг рухнула набок.

Митька был оглушен, и ему показалось, как будто произошло что-то вроде крушения вавилонской башни. Что-то надавило на него, да так плотно, что пришлось сделать ему страшное усилие, чтобы освободиться. Жемчугов, кряхтя, кое-как вылез из приподнявшейся дверцы кареты и увидел перед собой графа Линара и рейтаров, подоспевших как раз вовремя, как оказалось.

— Вы целы? — стал спрашивать граф Линар, помогая Митьке высвободиться.

— Кажется! — сказал Жемчугов, выбравшись наконец на свободу и оглядывая себя. — Кажется, нигде не болит! Ой! — крикнул он, схватившись в эту минуту за плечо, в котором почувствовал внезапно острую и щемящую боль.

— Вы ранены?

— Да нет! — с досадой процедил Митька сквозь зубы. — Это все ваши ящики с итальянскими альбомами! Они придавили меня!

Озлобление, с которым Митька упомянул о ящиках, было, несмотря на все другие обстоятельства, настолько комично, что Линар да и сам Жемчугов не могли не усмехнуться.

Стали подымать карету. Оказалось, что она была совсем не повреждена, во всяком случае в ней можно было продолжать дорогу.

Все кончилось без серьезного несчастья, а по-видимому, нападение было заготовлено весьма серьезное и придумано довольно основательно. Ехавшие впереди рейтары с графом Линаром заметили еще издали, что в мосту над крутым оврагом сняты четыре доски, так что карета никак не смогла бы проехать. Они остановили экипажи, а сами подъехали к мосту, чтобы посмотреть, в чем там дело. Одна из скинутых досок была внизу, в овраге; стоило только спуститься и достать ее, а вместе с нею, вероятно, были и другие доски, и можно было продолжать дорогу. Но именно в этом-то и заключалась ловушка. Как только рейтары — и передовые, и те, что ехали сзади, — собрались вместе с графом Линаром на поиски досок, из леса выскочили вооруженные люди и напали на карету, где вместо Линара сидел Жемчугов. Кучер и сидевший с ним рядом гайдук убежали, как только увидели нападающих, а за ними последовали и остальные из прислуги. Нападающие, очевидно приняв Митьку за графа Линара, потому что он находился в карете, вероятно, решили покончить с ним врукопашную, не пуская в ход огнестрельного оружия, чтобы выстрелами не привлечь внимания разъехавшихся конных. И только когда Жемчугов выстрелил, они ему ответили залпом. Но тут оставленные на собственный произвол лошади рванулись и опрокинули карету, а тут и граф Линар подоспел с остальными верховыми на выручку. Разбойники поспешили удалиться, и Линар остановил рейтаров от их преследования, опасаясь засады. Из нападающих удалось схватить только одного, который, вместо того чтобы удирать, хотел спрятаться за дерево, где уже сидел, спрятавшись там, повар.

Когда вся передряга закончилась, из «берлины» высунулась фигура старого Фрица, все время невозмутимо сидевшего в ней, и он мирным голосом, не торопясь спросил:

— Кажется, мы можем уже ехать вперед?

В те времена нападения разбойников были вовсе не так часты, чтобы против них принимать постоянные меры, а засада, устроенная графу Линару, явно была не совсем обычным разбойничьим набегом.

Местность была довольно пустынная, и правда, обыкновенные путешественники не решались пересекать ее вечером, то есть к ночи, так что можно было рассчитывать, что никого другого, кроме поезда Линара, тут в это время не встретится.

Несомненно нападение готовилось именно на него, и несомненно было также, что целью нападения служило не простое желание ограбить. Тут желали напасть именно на графа, как на посла, присутствие которого в Петербурге было способно повлиять на ход политических дел. Устранение Линара почти равнялось выигранному сражению.

Конечно, никаких данных к обвинению людей, которым была выгодна гибель графа, не было, но это обвинение напрашивалось само собой.

— Как бы то ни было, но вы спасли мне жизнь! — сказал Линар и протянул руку Жемчугову.

— Напротив, — ответил тот, — это вы мне спасли мою, потому что, не подоспей вы вовремя, со мной уже все было бы кончено!

— И вам пришлось бы умереть не за себя, а разыгрывая мою роль!

— По-русски это называется: «В чужом пиру похмелье», — сказал Митька. — Но все-таки, не будь вас, меня бы в конце концов укокошили!

— Я думаю, мы можем ехать! — опять проговорил старый Фриц, снова высовываясь из берлины.

— Да нет, старик! — крикнул ему Линар. — Наши люди не могут справиться с мостом! Нашли всего одну доску, а их нужно четыре!

— Ну зачем еще нужно четыре, — проворчал Фриц и, вылезши из своего экипажа, пошел к мосту и немедленно распорядился, до некоторой степени гениально: по имевшейся одной доске он переправил на другую сторону моста трех человек, и велел им отколотить там доски и прибить их вновь все с такими щелями, чтобы по ним можно было проехать через весь мост.

Пока приводили в исполнение это распоряжение Фрица, граф с Жемчуговым решили заняться захваченным разбойником.

Разбойник со связанными руками был приведен и поставлен перед ними в весьма жалком виде. Ничего воинственного в нем не было, и он не только не был на вид дерзок и нахален, а напротив, чрезвычайно удручен и заливался горькими слезами.

— Здравствуйте, ваше сиятельство, граф! Да ведь вы же — граф Мориц, — проговорил он сквозь слезы, увидев Линара.

— Ты меня знаешь? — удивился граф.

— Да как же не знать? Я был ваш слуга и приехал с вами в Петербург, а там был помещен вами при дворе принцессы Брауншвейгской.

— Батюшки! Да ведь это пан Венюжинский! — воскликнул в свою очередь Жемчугов, узнав в пленном Станислава.

— Князь Карагаев! — завопил Венюжинский, и ноги у него подкосились, так что он едва не свалился. — Нет, это мне видится опять сон! — заявил он, помотав головой.

— А ведь в самом деле — это Станислав Венюжинский! Помню, был у меня такой! — подтвердил Линар. — Но как же ты попал сюда?

— Как я попал? Ох, как я попал сюда! — застонал Станислав. — Пане грабе, пане ксендже, велите меня распутать! Я даю слово благородного шляхтича, что не убегу и буду трактовать, как добрый подданный короля!