М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6

Тут, кажется, как-то не так стоят кавычки? Но ты же знаешь, я никогда не был так силен в грамматике, как ты. Поставь их на место сам.

Теперь, полагаю, хватит про сны. Главное, о чем я собирался тебе сообщить, вот: мяу! Точнее, это я называю их мяу, когда на самом деле они мау. Ты наверняка услышишь о них из газет. Кроме того, мы с профессором сделали еще одно открытие: бесшерстные мыши! Поймали штук двадцать прямо в Красной пирамиде. Удивительно гадкие и поразительно вонючие существа самого неприличного вида, какой можно себе представить! Кто бы сказал, что у древних египтян была богиня преисподней с мышиной головой! Представляешь? Они, видишь ли, считали, что мыши появляются из-под земли, то есть, сам знаешь, откуда, и вдобавок предсказывают будущее. Профессор вчера весь вечер об этом рассуждал. Говорил, что эта богиня упоминается в Книге Мертвых. Он даже целую гипотезу выдвинул. Раз имеются ушебти в виде фигурки мыши, считает он, это говорит о том, что фараоны боялись и почитали мышеголовую, так сказать, в материальной форме. Потом он сказал, что естественные природные склонности животных породили легенды, и вот, дескать, почему в Красной пирамиде столько кошек: фараоны держали их, чтобы отпугивать смерть в мышином обличье. И потом сказал, что там же могут найтись обширные захоронения мышей в золотых побрякушках. Вандерер проболтал с ним всю ночь и теперь бредит мышами. Из двадцати рабочих и так уже половина копается по ночам у Красной пирамиды, а теперь туда отправлены еще трое. А Эдна, бедный ребенок! Она так обожает животных, что привыкла даже к лысым кошкам, ходила за мной по пятам. Но и она носа не показывает в нашу палатку, когда я вожусь с мышами. Удивительно, что никто не наткнулся на них раньше! То ли преданность трону столетиями передается по наследству, то ли лысые кошки охотятся на лысых мышей — вот загадка, над которой…»

Саммерс жалел только об одном: что письмо не попадет к адресату немедленно. А ведь было бы просто отлично, имей компаньон возможность оценить развитие событий лично! Но, черт возьми, этим следовало пожертвовать. Письма были единственным способом — на случай внезапного провала — превратить обвинение в цирк.

— Вы здесь, мистер Маллоу? — мисс Дэрроу заглянула в библиотеку.

— Да, — не отрываясь от пишущей машинки, пробормотал М.Р. Он как раз описывал путешествие на «Матильде». — Что, прислал все-таки письмо?

— Я принесла вам газеты.

Нью-Йорк Таймс, Каир. Из Египетского Музея по телеграфу сообщают, что профессор Кейн, имя которого до сих пор было мало известно широкой общественности, наткнулся на несколько колоний животных, осматривая Красную Пирамиду в Саккаре. Весьма необычные кошки и мыши начисто лишены шерсти. Кошки мау, существующие вот уже три тысячи лет, были любимицами фараонов. Однако специалистам известно, что особую ценность имели редкие бесшерстные экземпляры. Считалось, что именно в таких мау вселяется богиня Бастет — олицетворение любви и домашнего очага. Другая легенда гласит, что так называемые фараоновы мыши — тоже типичные обитатели царских захоронений. Профессор Кейн говорит, что, поскольку эти животные считались случайно получившимися отдельными особями, о них почти не упоминалось. В результате возникла путаница с названиями: точно так же называют другое животное: ихневмонов, или мангустов. Однако, существование колонии убедительно доказывает: речь идет об отдельном виде. Эти вопросы будет рассматриваться в Лондонском зоологическом обществе немедленно по возвращении Кейна из экспедиции.

Кейн также высказал предположение, что, скорее всего, на необыкновенный вид зверьков повлияла среда обитания. Эти экземпляры, считает он, последние из обширных некогда популяций, сохранившиеся до наших дней».

М.Р. Маллоу усмехнулся. Он знал не так уж много о легендах Древнего Египта. Не был он и специалистом по зоологии. Но он точно знал, почему, или вернее, у кого получилась путаница с названиями.

— Мааааа-а-ау, — разносилось под сводами Красной Пирамиды, — маааа-а-ау! Ма-а-а-а-а-а-а-а…

— Я рад, что вы так любите Россини, мой мальчик, но вы поете «Кошачий дуэт» с утра до ночи! — высказался профессор. — Наконец, подумайте о господах шпионах!

— Мау, мау, — отозвался Саммерс, только что спустившийся по ступенькам. — Никого нет. Я их все-таки замучил. Мы одни!

Он сел.

— Сбежали, — доложил он. — Ужас, каких малохольных теперь берут в археологи. Вот от меня бы на их месте так просто не отделались. Не отделались, профессор!

— Мне кажется, вы несколько увлеклись, — профессор размешивал состав в глиняной ступке. — По вашей вине я должен был лишить шерсти еще и мышей!

— Но не могли же мы сказать, что я не знал, кто такие фараоновы мыши!

— Ну, куда это годится — и кошки, и мыши? Это подозрительно!

— Но ведь нам верят.

— Смотрите, осторожнее. Засс хочет вывести вас на чистую воду.

— Нас, профессор, нас.

— Прекратите шутить.

— Не могу, у меня нервы.

— Это большой риск, мой мальчик.

— Ничего, в этих камерах сам черт заблудится. Пусть попробуют что-нибудь доказать — я докажу, что они идиоты. Что это клевета и они сами все подстроили.

— И все-таки два десятка кошек!

— Профессор, я смотрю на вещи реально. Два десятка кошек — minimum minimorum, которых мы сможем обработать без лишнего шума. На самом деле нам нужно штук сто.

— Да, но что скажут владельцы животных? Когда некие иностранцы покупают в таком количестве обычных кошек, это выглядит странно! Начнут болтать!

— Владельцы животных ничего не скажут. Кошек я просто взял. На время.

— Святые небеса, Джейк!

— Что? Болтать начнут? Начнут. Но нас к этому времени…

— Все это очень опасно.

— Вы же говорили, ваш препарат безвреден.

— Он и есть безвреден! Я запатентую его как отличный крем для дам!

— Тогда ничего вашим крестьянам не сделается. Подождут. Кошки на то и кошки, чтобы уходить, когда им вздумается.

Третье письмо Джейка содержало вот что:

«Несчастный Засс. В жизни не встречал никого (кроме себя!) кому бы так страшно не везло. Три дня назад Мухаммед, Мухаммед и Мухаммед принесли из раскопа каменный мяч — говорят, что именно мяч, каким египтяне играли в боулинг. Но твой покорный так неловко уронил мяч на ногу Зассу, что бедняга по крайней мере дня три не сможет ходить. Ergo, он не сможет съездить с нами в лагерь доктора Филипса. Это еще ничего: бедняга собирался поехать во что бы то ни стало, но вдруг съел что-то не то. От расстройства у него здорово испортился характер — иначе с чего бы он стал обвинять меня в том, что все его бедствия — моих рук дело? Впрочем, теперь меня подозревают все сразу. Но меня, как тебе известно, все всегда подозревают, так что я привык. Ах, да! Эдна! Эдна не подозревает меня! Это так мило с ее стороны, что прямо неловко».