Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

Назавтра молодой человек пришел один, желая узнать, занялись ли мы уже заказом его матушки, а ко мне обратился с просьбой заменить бант на одной из шляп.

Вечером я получила письмо, подписанное «Алексей Ванинков». Как все письма этого рода, оно содержало признание в любви. Тем не менее меня поразила в нем одна деталь, говорящая о редкой деликатности: там не было никаких обещаний, речь шла о том, чтобы покорить мое сердце, а не купить его.

В некоторых ситуациях трудно демонстрировать слишком строгую добродетель и не показаться смешной. Будь я великосветской барышней, я бы отослала графу Алексею его письмо нераспечатанным, но коль скоро я была бедной гризеткой, я прочитала его и сожгла.

На следующий день граф опять появился в магазине: его сестры и матушка пожелали приобрести чепцы, выбор которых предоставили на его усмотрение. Когда он вошел, я под каким-то предлогом ушла в апартаменты мадам Ксавье и оставалась там, пока он не удалился.

Вечером пришло второе письмо. Как писал его автор, у него оставалась слабая надежда, что первого письма я не получила. Я не ответила и на это послание.

Назавтра я получила третье. Его тон так резко отличался от первых двух, что я была поражена. От первой до последней строки оно дышало меланхолией, походившей не на ожидаемое мной раздражение ребенка, которому не дали желанной игрушки, а на отчаяние человека, утратившего последнюю надежду. Он писал, что если я не отвечу и на это письмо, он будет просить императора об отпуске, чтобы провести четыре месяца в Москве с семьей. Спустя полгода я получила из Москвы письмо, содержавшее всего несколько слов:

«Я дошел до того, что готов пуститься в безрассудное предприятие, в котором потеряю возможность распоряжаться собой и подвергну опасности не только свою будущность, но и саму жизнь. Напишите мне, что, может быть, когда-нибудь потом вы полюбите меня, чтобы хоть слабый луч надежды снова привязал меня к жизни, и я откажусь от этого замысла, останусь свободным».

Подумав, что эта записка – выдумка, чтобы меня припугнуть, я оставила ее без ответа, как и прежние письма.

Через четыре месяца я получила такое письмо: «Я приеду на днях. Моя первая мысль – о вас. Я люблю вас так же, а может быть, и больше, чем в час отъезда. Теперь спасти мне жизнь уже не в вашей власти, но вы еще можете заставить меня полюбить ее снова».

Такое упорство и тайна, скрытая в двух последних письмах, а также их печальный тон побудили меня решиться ответить, конечно, не так, как желал бы граф, но послать ему несколько слов утешения, закончив все-таки словами о том, что не люблю его и не полюблю никогда.

Тут Луиза, оборвав свой рассказ, внимательно глянула на меня:

– Вижу, вы улыбаетесь, вам все это кажется странным, смешным: откуда столько добродетели у бедной девушки? Успокойтесь: это не просто добродетель, тут еще и воспитание. Моя мать, вдова офицера, оставшись без каких-либо средств, все же воспитывала нас с Розой именно так. Нам было по шестнадцать лет, когда мы потеряли ее, а с ней и ту маленькую пенсию, на которую жили. Сестра стала цветочницей, я занялась торговлей шляпами. Когда Роза полюбила вашего друга, она уступила ему, и я не ставлю этого ей в вину: мне кажется естественным отдать себя тому, кому уже отдала свое сердце. Но я еще не встретила человека, которого должна была полюбить, а потому, как видите, сохраняла благоразумие, хоть большой моей заслуги в том и не было.

Помолчав, она продолжала:

– Между тем наступил новый год. Вы еще не знаете, но скоро убедитесь, что у русских этот день считается большим праздником. Знатный барин и мужик, княгиня и торговка шляпами, генерал и солдат – все в этот день становятся братьями. Царь приглашает народ в гости: двадцать пять тысяч билетов на этот прием разбрасывают по улицам Петербурга, можно сказать, наудачу. В девять вечера двадцать пять тысяч приглашенных заполняют гостиные Зимнего дворца, куда в остальные дни года имеет доступ только аристократия.

Мадам Ксавье раздала нам всем по билету, и мы решили отправиться во дворец вместе. Осуществить этот план не представляло трудности: никто не создавал на этих балах беспорядка, не бывало ни единой кражи или хотя бы дерзкой выходки. Почтение, внушаемое императором, распространялось на всех, и самая невинная девушка была там в такой же безопасности, как в спальне собственной матери.

Придя туда, мы бродили около получаса, пока не оказались в белой гостиной, где было так тесно, что, казалось, больше не пройти ни одному человеку. Вдруг оркестр во всех залах одновременно заиграл вступление к полонезу и раздались крики «Император! Император!» Его величество появился в дверях: он в паре с супругой английского посла возглавлял танцующих. За ним следовал весь двор. Людское море раздалось перед ними, каждый из присутствующих отступил, давая им дорогу, так что открылось свободное пространство футов в десять шириной, туда хлынула толпа танцующих, словно пронесся поток бриллиантов, перьев, ароматов и бархатных одежд, а позади кортежа началась давка, все толкались, натыкаясь друг на друга. Оторванная от своих приятельниц, я тщетно пыталась пробиться к ним, они на мгновение мелькнули у меня перед глазами, словно уносимые людским водоворотом, но я почти сразу потеряла их из виду. Я искала их, но напрасно: толпа так густа, что отделяла их от меня, словно стеной. Итак, я внезапно остаюсь одна среди двадцати пяти тысяч приглашенных.

Вконец растерянная, я была готова взмолиться о помощи, обратившись к первому встречному, но тут вдруг передо мной предстал мужчина в домино. Я узнала Алексея.

– Как, вы здесь? Одна? – сказал он.

– О, это вы, господин граф! – воскликнула я, вцепившись в его руку, настолько я была напугана своим одиночеством среди такой толпы. – Прошу вас, выведите меня отсюда, помогите добраться до какого-нибудь экипажа, чтобы я могла уехать.

– Разрешите мне отвезти вас домой, и я буду благодарить случай, сделавший для меня больше, чем все мои старания.

– Нет, благодарю вас, я найму экипаж…

– В это время, когда все едут сюда и никто не уезжает, невозможно найти экипаж. Тогда уж вам лучше задержаться здесь еще на часок.

– Нет, я хочу уехать.

– Тогда я распоряжусь, чтобы мои люди вас отвезли: раз меня вы видеть не желаете, что ж, вы меня не увидите.

– Боже мой! Нет, все-таки я предпочла бы…

– Видите ли, у вас выбора нет: либо остаться, либо уехать в моих санях. Полагаю, вы не собираетесь идти пешком, одна и в такую стужу?

– Что ж, господин граф, тогда отвезите меня в вашем экипаже.

Алексей тотчас повиновался. Однако народу собралось столько, что мы с ним потратили больше часа, чтобы добраться до выхода на площадь перед Адмиралтейством. Граф подозвал своих слуг, и минуты не прошло, как перед подъездом остановился изящный возок с плотно пригнанным верхом. Я тотчас уселась в него и назвала адрес мадам Ксавье. Граф взял мою руку, поцеловал ее, закрыл дверцу, произнес несколько слов по-русски, должно быть, перевел кучеру сказанное мной, и я покатила с быстротой молнии.