Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

Затем он сел на стул и примерил кольцо на третий палец левой руки. Удивился, как оно ему впору, ровно обхватывает палец. Протянул руку к свету лампы.

Камень ярко блеснул, и в глубине камня словно что-то поднялось, придвинулось ближе к отполированной поверхности. Карлу показалось, что из глубины зрачка кто-то на него смотрит. Словно два взгляда столкнулись на поверхности камня. Его и… непонятно чей. Неожиданно заныло сердце, потом потемнело в глазах, и унтерштурмфюрер потерял сознание.

«Кароль, Кароль», – настойчиво и надоедливо повторял кто-то рядом с ним чужое имя. Он разозлился: ну зачем звать какого-то Кароля, крича при этом ему в ухо, – и открыл глаза.

Неожиданно оказалось, что герр офицер сидит на каменной мостовой, прислонясь спиной к деревянной стене дома. Узкая улица, плавно извиваясь, сворачивала за угол. Различные выступы, навесы, балкончики, галереи придавали ей довольно живописный вид. Солнце ласкало теплыми лучами Карлу щеку, хотя добраться до мостовой лучам было непросто. Кроме узости улицы этому мешали еще и верхние этажи, далеко выступающие над первыми этажами.

– Кароль, – опять раздалось рядом.

Повернув голову, Карл взглянул на человека, назойливо выкрикивающего незнакомое имя.

Это был юноша лет семнадцати, худенький, сутуловатый и одетый, видимо, для театральной постановки. Так в первую минуту решил Карл. На юноше был темно-синий дуплет, такая небольшая курточка, расстегнутая спереди и со специальными длинными продольными разрезами на рукавах, сквозь которые окружающие смогут полюбоваться светлой рубашкой, собранной пышными складками. Вместо брюк, привычных глазу современного человека, на юноше были надеты бриджи, заканчивающиеся чуть ниже колен. А дальше худые ноги обтягивали чулки. На голове красовалась небольшая, сшитая из клиньев шапочка. Светлые рыжеватые волосы свободно вились вокруг шапочки, а на висках пряди были много длиннее и завивались спиралью. «Пейсы», – определил Карл.

– Как ты себя чувствуешь, Кароль? – опять встревоженно спросил юноша, дотронувшись до плеча Карла.

«А… так это он меня называет Кароль», – понял унтерштурмфюрер и надменно произнес:

– Не беспокойся, еврей. Иди работать и не смей больше дотрагиваться до немецкого офицера.

Он встал, не глядя, привычным жестом одернул мундир, причем ткань на ощупь показалась ему странной, хотел смахнуть пылинку с рукава и только тут обратил внимание, что одет не в серую полевую форму офицера СС, а в темно-коричневый камзол с белым плоеным воротником и короткие, такого же цвета, панталоны.

Руки, автоматически решившие поправить фуражку, не нашли козырек, а наткнулись на бархатную шапочку. Изумленно оглядев себя, Карл поднял голову и строгим тоном потребовал объяснений:

– Кто осмелился меня переодеть? И по чьему приказу?

Но юноша, к которому он приступил с пристрастным допросом, выглядел растерянным и удивленным еще более Карла. После первых же высокомерных слов офицера он отшатнулся, видимо потеряв на несколько мгновений способность говорить, и, широко распахнув изумленные зеленые глаза, уставился на Карла.

– Что он сказал? – неожиданно раздалось сверху.

Это спросила, высунувшись из окна второго этажа и приложив руку к уху, чтобы лучше услышать ответ, полная рыхлая пожилая женщина в черном платье и белом чепце. Не дождавшись ответа, она крикнула снова и на этот раз более требовательно:

– Исроэль, что случилось с Каролем? Отвечай!

В это время Исроэль, так звали юношу, уже немного опомнился и вежливо ответил:

– Кароль споткнулся, упал, ударился головой, уважаемая госпожа Боба, и еще, видимо, не пришел в себя. – Так объяснил он странное поведение брата и себе, и госпоже Бобе, и нескольким любопытным, остановившимся взглянуть и послушать, что происходит.

Услышав ответ, госпожа Боба запричитала, заахала, затрясла своими полными руками, повертела головой, выискивая, кому бы сообщить новость, и, увидев вышедшую на балкон женщину, быстро крикнула через улицу:

– Добрый день, госпожа Алта! Вы представляете, Кароль, сын господина Йосефа, упал, ударился головой и никого не узнает. Вот что значит каменная мостовая. Я всегда говорила, что каменная мостовая плохо! Когда по ней ходишь, от нее начинают болеть ноги. Это не то что ходить по земле. Земля мягкая, под ногами пружинит. А сколько раз мои внуки приходили домой с разбитыми коленями – и не сосчитать. Бедные крошки, – закончила госпожа Боба свое выступление, и ее круглое, оплывшее к подбородку лицо было полно законного торжества. Она же говорила. Она же предупреждала.

Госпожа Алта сочувственно покачала головой, но, не дослушав рассуждения госпожи Бобы о каменной мостовой, которые слышала уже не однажды, и, видимо желая опередить ее в передаче информации, сильно перегнулась через перила балкона, рискуя вывалиться со второго этажа, и крикнула появившейся из-за угла молодой женщине, шедшей в окружении трех мальчиков разного возраста:

– Госпожа Добрушка, госпожа Добрушка! Представляете, какое несчастье. Кароль, старший сын Йосефа, торговца вином, упал головой о камни и повредился в уме. А кстати, как здоровье ваших малышей?

– Спасибо, госпожа Алта. Они здоровы, – проговорила Добрушка, приближаясь к группе стоящих вокруг Карла людей и с неподдельным живым интересом его оглядывая. На женщине было длинное платье, поверх которого был повязан белый вышитый фартук. Волосы женщины были спрятаны под парик.

Карл продолжал стоять на том же месте, где он якобы упал возле стены дома, и то растерянно смотрел, как быстро передается новость о Кароле, то изумленно разглядывал стоящих вокруг него людей, одетых в диковинные средневековые костюмы – все эти камзолы, дуплеты, бриджи, длинные женские платья, плоеные воротники, – и не знал, что и подумать.

Тут госпожа Добрушка поймала за руку пытающегося от нее улизнуть в толпу детей сына, мальчика лет десяти, и приказала:

– Беги к господину Йосефу бен Элазару и сообщи ему.

Карл проследил глазами, как довольный поручением озорник помчался вдоль улицы его выполнять, оглашая окрестности громким криком, и наконец пришел в себя.

Немецкий офицер должен быть готов к любой ситуации. А потому, гордо вскинув голову и бесцеремонно растолкав группу окруживших его людей, он, не говоря ни слова, направился в противоположную от убежавшего мальчика сторону.

Но, завернув за угол, вновь остановился. Он и сам не мог бы объяснить, почему ожидал увидеть за поворотом солдат охраны, привычные ровные линии лагерных бараков.

Ничего подобного за углом его не ждало. За поворотом была такая же тесная, неровно изгибающаяся улочка. Нагромождение ветхих деревянных домов. Лучи солнца поблескивали в небольших оконных стеклах. Ветер лениво гнал пыль, сухие листья, мелкий сор.