Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

– Нет. Без Мансура я не двинусь с места. Буду ждать его здесь.

Квинт Минор засуетился. Надо бы ехать, но оставить такую красавицу? Дорога длинная, опасностей много. Без Мансура он будет девушке единственной защитой. Только бы уговорить ее сесть в повозку, в дороге он своего не упустит. Ах, молодость, ах, нежность, ах, синие глаза.

Крупное лицо Квинт Минора стало игривым и сладким до приторности. Оллия, не выдержав, отвернулась. Мужчина продолжал настаивать. Явная неприязнь девушки его мало трогала.

Внезапно он вспомнил о кольце, которое держал в ладони, и, остановившись, быстро надел его на третий палец левой руки.

– Да, необычное кольцо, – решил он, разглядывая его на руке. – Будет моим талисманом, дела как раз складываются удачно. – И он еще раз, преувеличенно манерно, повернул холеную пухлую руку, любуясь гладким лиловым камнем.

Луч блеснул в камне столь неожиданно ярко, что Квинт Минор зажмурился. Открыв глаза, он увидел не блеск камня, а выплывающий из его жаркой лиловой глубины глаз, пристально на него смотревший. Не отрывая взгляда от камня, Квинт Минор попытался отскочить, отпрыгнуть от страшного глаза, потом затряс рукой, словно хотел сбросить гадкое насекомое. Но тут сознание его покинуло, ноги подломились, и он упал, скрылся в траве.

Оллия не видела, как Квинт Минор надел кольцо Мансура. Не видела его испуганных нелепых прыжков и его исчезновения. Она стояла, не двигаясь, среди колышущейся травы. От каравана пришли слуги узнать, где владелец. Оллия безучастно смотрела на их лица, слышала голоса, но не понимала, о чем идет речь. Пуэлла предложила присесть на траву. Оллия не ответила.

Наступил полдень. Горячее солнце безжалостно заливало белым зноем окрестности. Рим сверкал на холмах. Утомленная Пуэлла несколько раз подходила, чтобы предложить девушке вернуться домой, и каждый раз, взглянув в ее окаменевшее лицо, молча отходила. Незаметно приблизился вечер. Не дождавшись хозяина, слуги отвели повозки на постоялый двор. Посеребрив окрестности, взошла луна. Звезды разбежались по небу. Измученная рабыня наконец решилась:

– Ты устала, Оллия. Пойдем домой. Будешь ждать его возвращения дома.

– Нет, – глухо сказала девушка, – он никогда не вернется. Никогда.

Она протянула тонкие руки к небу, к мерцающим в недосягаемой высоте звездам, позвала:

– Мансур! Где ты, любимый? Неожиданно ты появился и неожиданно исчез. Но как я буду жить без тебя? – Руки ее упали, из глаз потекли слезы. Молчало небо, молчали в холодной высоте звезды. И только ветер, шуршащий стеблями ковыля, был ей ответом.

Темная южная ночь обступила Мансура. Ветер с пустыни нес прохладу и запах пыли. Опираясь руками в колено правой ноги и поджав под себя левую, он сидел на сухой каменистой земле и смотрел на чернеющие вдали стены Бухары, поднимающиеся ввысь минареты, купола мечетей. Гулко ухнула сова. Фыркнул и ткнулся носом в плечо любимый конь Тарья. Оглянувшись, Мансур увидел освещенный беспокойными огнями дворец Махмуд-хана.

«Кого они ищут? Ах да. Сбежала женщина из гарема. Но ведь это было так давно. Или недавно? – Он повел диким взглядом. – Джины, что ли, надо мной насмехаются или дух тьмы лукавый Иблис морочит?»

Поодаль, среди мелких камней и жалких стеблей высохшей травы, валялся брошенный аркан. Мансур вспомнил, как набросил его на шею невольника, как засверкало кольцо у того на пальце.

«Все дело в кольце, – внезапно понял он, – я надел это кольцо и оказался в Риме. Отдал кольцо и вернулся назад в Бухару. Вернулся. Я вернулся… – Мансур вскочил на ноги, – а Оллия осталась там, у дороги».

Мансур быстрым шагом поспешил к Бухаре. Остановился. Подумал и пошел в обратную сторону к ханскому дворцу. Опять остановился. Перекинул уздечку через голову гнедого коня. Вновь застыл. Уткнулся лицом в жесткую гриву коня, зашептал как другу:

– Тарья, что же делать? Тарья, куда скакать? Где искать?

С восточной стороны поднялась полоса света. По мере того как ширилось розовое небо, высокие стены Бухары меняли цвет, осветился минарет Калян, точно свеча, вознесенная в небо и видная со всех сторон города, выдвинулась из темноты мощная крепость Арк, возвышающаяся над площадью Регистан, вырисовались утопающие в ажурной зелени сады Джуи-Мулиан. От выпавшей росы благоухание цветов разливалось в воздухе.

Рассвет застал Мансура сидящим на земле. За ночь созрело решение. Он хотел ехать из Рима в Бухару с торговым караваном. Что мешает ему поехать в обратную сторону? Из Бухары в Рим, за Оллией. Он по мчится как ветер, пересаживаясь в пути с одного коня на другого. Он получит пайцзу, пропуск для свободного проезда.

Вскочив в седло, Мансур решительно поскакал к Бухаре. С гиканьем помчался по улицам, заставляя прохожих, спасаясь от копыт его коня, бросаться врассыпную в разные стороны, прижиматься к глиняным стенам.

Быстрее. Быстрее. Он ходил по караван-сараям, разговаривал с купцами, узнавал дорогу. Спешил, его лихорадило. Нахлестывал нагайкой коня. Быстрее, быстрее в путь. Мелькали зигзаги улиц.

И вдруг среди этого вихря он внезапно остановился. Недовольный конь взвился на дыбы. Одна из улиц показалась знакомой. Ну да, вот переулок. Дом, где жил странный толстый невольник, у которого он отнял кольцо. Может, он что-то знает.

Спешившись, Мансур постучал рукояткой плети в маленькую облупленную калитку. За дверью раздались быстрые семенящие шаги, и Рано-опа ее распахнула. Увидев воина, она громко вскрикнула, с силой захлопнула калитку и даже задвинула засов.

– Не бойтесь, – поспешил сказать Мансур, – я не причиню вам зла. Я лишь хотел спросить.

– Не причинишь зла, – выкрикнула женщина, в сердцах настежь распахнув калитку, – глаза твои бесстыжие!

Ее маленькая фигурка трепетала от возмущения, сухие кулачки судорожно сжимались. Казалось, этот «воробей» сейчас стремглав, не раздумывая, бросится на высокого сильного воина.

Услышав крик жены, из дома вышел Садруддин-ока и поспешил к ней. Полы его халата развевались, в руке он держал калям, тростинку с заостренным концом, которой писал и которую забыл в спешке положить на стол.

Мансур вдел уздечку коня в кольцо калитки, наклонив голову, переступил порог.

– За что вы сердитесь? Не у вас я увез дочку.

– Проклятый. «Не у вас», – продолжала шуметь Рано-опа, увертываясь от рук мужа, желающего ее успокоить. – Алтынгуль была невестой сына. И если бы не ты, ждала бы я сейчас внуков. А теперь остались два одиноких старика.

– Так это ваш сын увез девушку из гарема, – задумчиво сказал Мансур.

Тут Рано-опа, поняв, что сболтнула лишнее, пожелтела от страха и начала придвигаться к мужу.

– Не знаю. Ничего не знаю, – бормотала она, отводя глаза, цепляясь за халат Садруддин-ока, прячась за его спиной. Все, пропадать им под пытками палача. Мыслимое ли дело – выкрасть девушку из гарема хана.