Лариса Склярук - Плененная Иудея. Мгновения чужого времени (сборник)

Но воин сказал слова, которые поразили:

– Любил, знать, сильно. – Потом, стряхнув с себя задумчивость, спросил неожиданно: – У вас еще слуга был? Толстый такой.

Прикрыв часть лица платком, Рано-опа обожгла воина ненавидящим взглядом:

– Турдым тоже исчез. А какой невольник был! Расторопный, послушный. А все ты! – не выдержав, вновь выкрикнула попрек женщина из-из плеча мужа.

Мансур смотрел на пожилую пару, молчал. Те ежились, дрожали под непонятным взглядом.

– Вы, наверное, образованный человек, – обратился Мансур к Садруддину, пристально глядя на калям в его руке.

– Я переписчик книг, – осторожно ответил Садруддин-ока, не понимая, чего добивается воин. – Переписывая, читаю.

– Слышали вы когда-нибудь о Римской империи? Она находится далеко отсюда, среди вечерних стран.

– Да, была такая империя, – ошеломленный вопросом воина, не сразу ответил Садруддин-ока, – но давно распалась под ударами северных племен.

– Распалась… Давно… – удивленно протянул Мансур. – Что значит «давно»?

– Ну столетий так десять или двенадцать назад. Не могу сказать точно.

Мансур устремил на Садруддина непонимающий взгляд. Его лицо застыло. Непривычный к анализу ум с трудом воспринимал сказанное.

Мелодично журчала вода в арыке. Тихо шелестели листья. Пахло свежими лепешками из тандыра.

Летели минуты. Глаза воина смотрели не мигая. Садруддину казалось, что он смотрит не в глаза человека, а заглядывает в два черных бездонных пустых колодца. Муж и жена опасливо жались друг к другу. Что на уме у этого воина? Выхватит меч, снесет им обоим головы или потащит в зиндан [56], где они сгниют заживо среди грязи и насекомых? Они еще чуть отступили назад, зашептались, не сводя с Мансура испуганных глаз.

– Чего это он? Странный какой-то. Может, больной? – прошептал Садруддин-ока.

– Алтынгуль увез, Турдыму голову в кровь разбил – больной не был. Так ему, проклятому, и надо, – злым шепотом ответила Рано-опа.

Мансур очнулся, перевел взгляд на женщину, та отшатнулась, съеживаясь, приподняла плечи, втягивая голову. «Доболталась», – пронеслось в ее голове.

– Не проклинай меня, женщина, – горько сказал Мансур, – за свое зло я уже наказан. – Он повернулся и вышел.

Садруддин-ока и Рано-опа бросились к закрытой калитке; тесня друг друга, смотрели в щель. Мансур отвязал повод коня и вновь застыл, словно забыл, зачем он это сделал, слушал шепот, прерывистое дыхание наблюдавших за ним людей. Вскочил в седло и шагом покинул переулок.

Несколько дней Садруддин-ока и Рано-опа жили в постоянном страхе, не покидали дом, вздрагивали от каждого неясного шороха. Но день проходил за днем, а никто к ним не врывался.

Однажды на улице Садруддин-ока встретил проезд Махмуд-хана. Едущие впереди телохранители разгоняли плетьми любопытных. Все встречные падали на колени, склоняли головы до земли, не смея смотреть. Чуть скосив глаза, среди ханских джигитов, замыкающих процессию, переписчик увидел знакомого воина. Джигит также узнал переписчика. Проезжая мимо, все смотрел на него.

– И клянусь всемогущим Аллахом, – рассказывал Садруддин-ока жене, – в его глазах была неподдельная тоска.

В самом конце 1404 года во главе двухсоттысячной армии великий эмир Тимур отправился в Китай. Среди его воинов, гулямов-удальцов, был и Мансур. В Бухару он не вернулся. Убит ли в бою? Замерз ли в морозной степи? Нет ответа. Как сотни лет назад, шуршат в степи сухие травы ковыля. И в тихом шуршании явственно слышен чистый голос Оллии: «Мансур, где ты, любимый?»

Сладко потянувшись, Квинт Минор открыл глаза. Прямо над ним в угольно-черном небе остро сияли звезды, серебром отливала неполная луна, выставив вверх острые рожки. Обступившая его духота была густой, влажной и одновременно пахла пылью.

Лежа спиной на жесткой циновке, разглядывая звезды, казавшиеся удивительно близкими, Квинт Минор все никак не мог вспомнить, когда и где они устроились на этот ночлег.

Так и не вспомнив, он прикрыл сонные глаза и предался приятным мечтаниям. Предметом его мечтаний была Оллия, которая нравилась ему все больше и больше. Ее строгая красота достойна императора, а не какого-то там смуглого варвара. Он, Квинт Минор, и сам не прочь на ней жениться. Правда, у него уже есть жена. Эта несносная Гортензия. Но можно ведь дать неугодной жене развод.

И мужчина все дальше и дальше улетал в своих фантазиях, представляя, как он дает развод Гортензии, как, оскорбленная и униженная, та бушует, безжалостно бьет посуду в доме, который вынуждена покинуть. Как слуги, придав своим лицам приличествующее случаю сочувствие, в душе посмеиваются над нелюбимой хозяйкой. При этих мыслях Квинт Минор даже довольно хихикнул.

Продолжая тешить свое тщеславие, он рисовал выход Оллии в свадебном наряде к ожидавшему ее жениху, его друзьям и родным. С нежной улыбкой на губах, предназначенной ему, Квинт Минору, в особой длинной тунике с белым шерстяным поясом, завязанным сложным геракловым узлом, который не так-то просто будет развязать, с венком из вербены на светлых волосах, разделенных по традиции на шесть частей, она медленно идет ему навстречу. Огненно-желтое покрывало несколько спущено на белое алебастровое лицо.

Да, он уже видел на лицах друзей восхищение и зависть, и его полные губы растягивала улыбка. В эту минуту, как точно подметила Пуэлла, Квинт Минор действительно был похож на сытого кота. Еще немного – и он довольно замурлыкает.

И тут неожиданно, в самый разгар мечтаний, Квинт Минор почувствовал чужую руку у себя на животе. Открыв глаза, он посмотрел на живот и убедился в реальности происходящего. Чужая рука просунулась под его одежду, погладила его круглый живот и начала медленно спускаться, поглаживая и щекоча.

Квинт Минор схватил похотливую руку и сел, хлопая глазами. Рядом с ним раздался шепот:

– Не бойся. Дети спят.

Квинт Минор повернул голову и увидел лежащую на соседней циновке женщину. Ее глаза блестели в свете луны. Черные волосы разметались по подушке.

– Ты кто? Блудница? – спросил Квинт Минор, силясь вспомнить предыдущий вечер.

– Блудница?! – разгневанным шепотом произнесла женщина и тоже села. – Ты что, вина опился? Назвать жену блудницей. Да ты единственный мужчина, что познал меня.

– Да кто бы хотел тебя познавать, – пренебрежительно сказал Квинт Минор, и от этих слов узкие вытянутые глаза женщины расширились, а рот с полными губами приоткрылся в возмущении.

Надо отметить, что Квинт Минор был не прав. Сидящая рядом высокая крепкая женщина с крупными чертами лица была по-своему привлекательна. Просто Квинт Минор в своих фантазиях уже развязывал пояс и спускал тунику с волшебного плеча Оллии, а тут такая неожиданность.