Дмитрий Агалаков - Солдаты эры Водолея

— Что же вам угодно, сенатор? — спросил он, когда юная женщина договорила и отстранилась от него, глядя на римлян так, точно хотела испепелить их взглядом.

— Риму доподлинно стало известно, князь, что вы укрываете от него оружие, наделенное великой силой, — сказал Лонгин. — Меч бога войны Марса!

— Не понимаю, — дрогнувшим голосом ответил князь.

Но на этот раз он побледнел — и еще как!

— Вы все понимаете, князь, — как ни в чем не бывало продолжал Лонгин. — Вы укрываете оружие, наделенное силой, способной разрушать города! Это оружие было вами похищено в Греции, у гражданина Рима, которого вы умертвили. И если вы не предъявите его немедленно, Рим подумает, что вы замышляете против него заговор! Против Рима и его императора!

— Это — ложь! — отступая, воскликнул Шахамсур. — Ложь! Ложь…

— Это правда, — кивнул Лонгин. — И ваши чувства — лучшее тому свидетельство! Отдайте нам Меч, и мы поймем, что вы — друг империи. Иначе вы станете врагом Рима!

— У меня нет никакого меча, — продолжая отступать, хрипло проговорил Шахамсур.

Послы Рима, безоговорочное требование, — все это застало его врасплох! С ним отступали астролог и юная колдунья Ханаш, которая сразу, стоило ей взглянуть на гостей, распознала в них врагов. Лютых врагов! Смертельных! Не случайно пришедших в этот дворец!

— У вас есть этот Меч, — надвигаясь на них, проговорил Лонгин. — И не пытайтесь отдать нам другое оружие. Риму известно, каково оно! Стойте же, князь, ни шагу более! — повелительно выговорил он.

— Это — мой дворец! — прорычал Шахамсур. — И вы не смеете указывать мне!

— Нет! — грозно бросил Лонгин. — Мир принадлежит Риму! И вы — не исключение, князь! И Риму принадлежит меч Марса! — Он-то знал, как надо разговаривать с мелкой знатью провинций в их собственном доме! — Сюда идет когорта легионеров из Харата, — продолжал сенатор. — С ними катапульты и сирийская конница. Завтра они будут под стенами Шамсура. Если через четверть часа Меч не будет лежать здесь, — Лонгин указал рукой перед собой, — вы пожнете бурю, князь Шахамсур!

— Но раньше вы умрете сами, — прошипела Ханаш. — В этом дворце! Сегодня!

Аристарх и Варений, следившие за этой сценой, вытащили мечи. Вытаскивали мечи и охранники Шахамсура. В любую минуту спор мог перерасти в битву.

— Скажите этой девчонке, чтобы она не грозила Риму, — сказал Лонгин. — Это и ей может стоить жизни!

— Она видит наперед, — усмехнулся князь. — И вы, римляне, не исключение для нее! — Он засмеялся. — Хотя я и знаю, кто вы на самом деле, вы не сильнее нас!

Трибун Павлиний Коралла не выдержал первым: стеной он встал между спорщиками — Константином Лонгиным и князем Шахамсуром.

— Сенатор, нам стоит покинуть дворец, — вполоборота сказал он. — Нас мало. Мы должны дождаться наших солдат. Во имя Юпитера, сенатор, прошу вас…

— Проклятые римляне! — неожиданно выкрикнула Ханаш. — Будьте прокляты!

Она бросилась на первого, кто стоял перед ней — им и оказался Павлиний Коралла. В ее руке блеснул длинный острый кинжал — его она всадила по самую рукоять в открытую шею трибуна. Вырвала кинжал и ударила вновь, опять вырвала, и кровь фонтаном выстрелила из рассеченной артерии. Трибун, прошедший много войн, не ожидал такой смерти! Схватившись за шею, он покачнулся и, шагнув назад, повалился на мраморный пол. А Ханаш, тотчас отскочив в сторону, бросилась на Лонгина. Но прежде Александр успел выхватить меч из ножен и направить в ее сторону. В слепой ярости молодая женщина не заметила смертоносного жала. Она опомнилась только тогда, когда римский меч пронзил ее насквозь — через живот. И теперь окровавленное лезвие торчало из ее спины.

— Будь проклят! — вцепившись в плечо Александру, прошипела она, и глаза ее стали стремительно угасать.

Он сам плохо понял, что случилось, и все еще поддерживал ее — мертвую, пронзенную его мечом.

— Ханаш! — хрипло проговорил князь Шахамсур. — Дочь моя!! Дочь…

— Уходим, — взглянув на истекающего кровью трибуна Кораллу, которому уже нельзя было помочь, тихо проговорил Лонгин. — Очнись, Александр! — Сенатор увидел, что его племянник все еще не может прийти в себя, удерживая труп молодой женщины. Тогда он ухватил ее за плечо и оттолкнул — тело Ханаш соскользнуло с меча и упало в руки князя Шахамсура, который покачнулся, удерживая погибшую дочь. А потом она сползла на пол из его в миг ослабевших рук — упала криво, на бок, и ее черные косы перехлестнули лицо. Александр стоял, не двигаясь, взгляд его остановился на родинке, прилипшей к верхней губе юной женщины. Одно дело было зарезать изувера Септима, губителя христиан на арене Колизея, и совсем другое — лишить жизни шестнадцатилетнюю девочку. Пусть даже источающую яд…

— Ты убил змею, дочь змеи, — тихо сказал Лонгин. — Идем же!

Но Александр точно не слышал его. Князь Шахамсур отступал назад, глаз не сводя с убийц своей дочери, и это отступление не предвещало ничего хорошего гостям.

— Убейте их! — закричал он что есть силы, когда оказался в безопасности. — Убейте их! Всех!!

И тотчас открылись двери, что находились за княжеским троном, и целое войско, вооруженное копьями и кривыми мечами, хлынуло в парадную залу Шамсура.

— О, Господи, — тоже доставая меч, проговорил Лонгин, — надо было послушаться Варения и сжечь этот город. Но теперь уже поздно — придется драться! — Он обернулся к двум десяткам легионеров, что сопровождали их во дворце. — Римляне, к оружию!

Но легионеры уже были готовы к битве — они держали мечи наперевес, готовые отразить нападение врага.

А у того был численный перевес — и еще какой! Около полусотни солдат Шахамсура врезалось в ряд легионеров, едва успевших закрыть собой двух патрициев — Лонгина и его племянника. Несколько копейщиков ударили точно, поразив римлян, но большинство нападавших было отбито — легионеры отразили первую атаку и перекололи два десятка шамсурцев. Тут же люди Шахамсура ударили вновь и опять потеряли десятка полтора людей. Легионеры ответили контрударом и стали теснить противника. Увидев это, Шахамсур в окружении своих подданных поспешил к дальним дверям залы, откуда высыпали новые его солдаты.

Отпускать князя было нельзя — и лучше других об это знал сам Лонгин! К тому времени его плечо было рассечено — один из ударов врага он отражал в первом ряду своих легионеров.

— Не дай ему уйти, Александр! — зажимая рану, крикнул Лонгин племяннику, глядя, что Шахамсур уже далеко. — Убей его! — во чтобы то ни стало! Не жалей себя — найди и убей!

Римлянам выпало биться не на жизнь, а на смерть. Дочь князя была мертва, и гости оказались в ловушке. Убив трибуна, покусившись на жизнь сенатора Рима, Шахамсур подписал себе смертный приговор. Но именно поэтому он намеревался сражаться до тех пор, пока не уничтожит всех свидетелей своего преступления.