Альберто Васкес-Фигероа - Сьенфуэгос

— Подъем, черт подери! Сегодня утром «Галантная Мария» должна сиять как зеркало!

Его снова пнули ногой — похоже так здесь было заведено. С легким ворчанием Сьенфуэгос расстался с чудесным миром, в котором провел ночь, и смирился с тем, что находится на борту зловонной и отвратительной посудины.

Он взглянул на старика с палкой, смотревшего на него воспаленными глазами, и спросил:

— Что еще за галантная Мария?

Тот казался настолько огорошенным, что даже не сразу ответил:

— Наш корабль. Что же еще?

— Послушайте, — пристально взглянул на старика Сьенфуэгос. — Почему вы вчера вечером сказали, что мы скоро умрем?

— Потому что мы и в самом деле скоро умрем, — с этими словами тот указал рукой в сторону носа. — Вот скажи, ты что-нибудь видишь?

Сьенфуэгос слегка приподнялся, осмотрел горизонт и покачал головой.

— Только воду.

— Осталось недолго, — ответил старик, тяжело поднимаясь на ноги, и направился к центральной палубе. — Помяни мое слово, осталось недолго.

Канарец промолчал, потому что уже начал терять всякую надежду понять этих странных типов, плывущих по глубоким водам, ясно же — они говорят на каком-то другом языке. Единственное, что ему было понятно, так это то, что придется снова взяться за ведро со шваброй, и никто не обратит на него ни малейшего внимания, пока он ползает на коленях, надраивая старые доски в абсурдной попытке сделать их еще более потрепанными.

Солнце стояло высоко над кормой, когда вновь появился чумазый повар, предлагая миски с вонючей бурдой. Сьенфуэгос вновь хотел отказаться, но Паскуалильо из Небрихи властным жестом велел ему взять миску и тут же пристроился рядом, наслаждаясь недолгими минутами отдыха.

— Да ты рехнулся! — воскликнул он. — Никогда не отказывайся от еды. Если сам не хочешь, то отдай другим. К примеру, мне.

— Это же помои.

— Помои? — удивился парень. — Да это лучшая еда из той, что я пробовал. А ты что обычно ешь?

— Молоко, сыр и фрукты.

— Ну, тогда ты в полной заднице, потому что на борту этого нет. Уж точно не для юнги.

— Когда мы прибудем в Севилью?

Парнишка, поглощающий вторую порцию бобов, на секунду остановился и озадаченно на него посмотрел.

— В Севилью? — смущенно повторил он. — Думаю, что никогда. Мы плывем не в Севилью.

Сьенфуэгос растерялся, не в состоянии переварить услышанное, и наконец робко поинтересовался:

— Если мы плывем не в Севилью, то куда же?

Паренек пару секунд помедлил, передернул плечами, вернул пустую миску и отполз к своему ведру и швабре.

— А никуда! — безразлично ответил он. — Скорее всего, завтра вообще помрем.

Сьенфуэгос оставил его сидящим на палубе, ничего не понимая и совершенно ошеломленный тем, что все на борту, казалось, разделяют эти мрачные предчувствия, пока не наткнулся на мужчину среднего возраста и приятной наружности, с густой бородой и сверкающими глазами, который остановился напротив и с удивлением его оглядел.

— У что-то случилось, парень? — спросил он со странным акцентом.

Сьенфуэгос слегка кивнул.

— Почему все говорят, что завтра мы умрем?

— Потому что тупые животные, — и он ободряюще похлопал Сьенфуэгоса по коленке и махнул рукой в сторону остальных. — Не обращай на них внимания! Они не ведают, что говорят.

— Когда мы прибудем в Севилью?

— Мы не плывем в Севилью.

— А куда в таком случае?

— В Сипанго [3] Сипанго - старинное название Японии. .

— А что это?

— Большая страна, очень богатая и красивая, где все счастливы, а дома строят из золота, — улыбнулся мужчина. — По крайней мере, так говорят.

— А это далеко?

— Очень. Но мы доберемся.

— Это далеко от Севильи?

— Очень.

— Но мне нужно в Севилью.

— Тогда ты выбрал не тот курс, мы плывем в противоположном направлении. Ты откуда родом?

— С острова.

— С какого? С Гомеры?

Получив в ответ кивок, он восхищенно и удивленно присвистнул.

— Боже правый! — воскликнул он. — Только не говори, что ты решил зайцем проплыть с Гомеры до Севильи.

— Именно так, сеньор.

— Значит, тебе не повезло, потому что мы плывем на запад в поисках нового пути на Сипанго.

— На западе ничего нет.

— Кто это сказал?

— Все говорят. Все знают, что Гомера и Иерро — это край земли.

— Но мы уже два дня как потеряли их из виду, и никакого края нет.

— Только вода.

— А еще небо, ветер и облака... И дельфины забрались так далеко... Почему на западе не может быть земли? — он снова похлопал Сьенфуэгоса по коленке, словно пытаясь взбодрить, и широко улыбнулся. — Не давай себя запугать. Выглядишь ты храбрым пареньком.

Мужчина собрался уже вернуться на корму, но Сьенфуэгос остановил его жестом.

— Вы меня не накажете? — спросил он.

— За что?

— За то, что сел на борт без разрешения.

— За этот грех на тебя наложат епитимью. Боцман заставит тебя работать, пока зубами не начнешь скрипеть. Удачи тебе!

— Спасибо, сеньор! — крикнул Сьенфуэгос вдогонку. — Простите, сеньор, меня зовут Сьенфуэгос, а вас?

— Хуан, — ответил тот, дружески подмигнув. — Хуан де ла Коса.

Боцман «Галантной Марии», грубый баск, обожающий раздавать тумаки и таскать за уши бездельничающих юнг, показал также неограниченную способность находить всем занятия, чтобы многочисленная команда корабля не попала в опасную ловушку безделья — самую опасную во время долгого плавания. Благодаря его неиссякаемой изобретательности бедняга Сьенфуэгос не имел в последующие дня ни минуты отдыха, чтобы снова всласть поразмышлять над новым и ошеломляющим курсом, который взяла его жизнь.

Лишь когда наступал вечер, когда он искал на носу местечко, чтобы рухнуть среди парусов и канатов, пастух находил покой и вспоминал о возлюбленной, пытаясь представить, чем она сейчас занимается, но через некоторое время его мысли прерывало неизменное появление загадочного человека, пахнущего, как священник. С математической точностью он останавливался рядом, долго осматривал горизонт и что-то тихо бормотал, а потом вновь исчезал в сумерках, словно призрак.

Море было спокойно, глубокого синего цвета, а постоянный ветер с северо-востока наполнял паруса и мягко и без устали гнал корабль вперед.

Выросший на вершинах Гомеры пастух и знаток природы прекрасно знал, что ветер с сентября по январь всегда дует в одном направлении и почти с одинаковой силой, и потому с первой же минуты понял, что этот ветер как нельзя лучше подходит для того, чтобы быстро добраться до удивительной страны с золотыми дворцами, трудно было выбрать лучшее время года для этой затеи.

На третий день плавания он научился определять время, и боцман позвал его на корму, встал перед странным стеклянным предметом с узкой перемычкой посередине, через которую без устали текла струйка песка, и сказал: