Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Но я заговорился уже и позабыл, что мне время письмо сие кончить и сказать вам, что я есмь ваш, и проч.

(Ноября 16–го дня 1809 года).

ПРИЕЗДЫ КНЯЗЕЙ.

Письмо 195–е.

Любезный приятель! Едва только прошло несколько дней после основания нашего пансиона и отдания наших детей для обучения в оной, как и получил я уже первое из Москвы известие о напечатанном и выданном в свет объявлении о будущем издавании моего еженедельника, или «Сельского Жителя». Признаюсь, что при первом взоре на оной и читании оного было сердце мое не на месте и я ощущал в себе нечто особливое и такое, чего никак изобразить не могу. Обстоятельство, что я сим листочком связался, так сказать, со всею нашею публикою и чрез оной восприял на себя бремя, совсем мне до того неизвестное, и о котором еще не знал, не слишком ли оно будет для меня тягостно, заставливало меня не одну минуту заниматься разными о том мыслями, и я не знал, радоваться ли ми тому, что исполнению давнишнего моего желания делалось начало, или жалеть о том, что вошел в сие дело, о котором нельзя было еще никак предвидеть, удовольствие ли оно мне или неудовольствие доставит.

Случилось сие 16–го марта, а чрез день после того, с обыкновенною воскресною почтою и в самой день именин жены моей, когда у меня все наши городские друзья и знакомцы, по приглашению моему, обедали, получил уже я, против всякого чаяния моего и ожидания, первые письма, присланные ко мне действительно от некоторых неизвестных мне людей, по поводу изданного в свет объявления о моем журнале. Как сии письма вместе со всеми прочими, при издавании сего журнала мною получаемыми, у меня при случае бывшего пожара сгорели, то мне очень жаль, что не могу ничего в точности теперь сказать о содержании оных. Многие годы, протекшие с того времени, изгладили из памяти моей все содержание оных, и я помню только то, что сии первые были побудительные и для меня не неприятны. Они доставлены были, по предписанию, в книжную лавку к г. Ридигеру, и от него ко мне пересланы, и в них похваляемо было мое предприятие, и я ободряем был в моем предпринимаемом подвиге. Об одном только и самом первом уведомлял меня Ридигер, что было оно от знакомца его и славного тогда замосковного эконома, Евграфа Васильевича Татищева, и как содержание его было для меня лестное, то я радовался, что ничего еще не сделав, а одним предприятием своим приобрел уже благоволение от такого ученого и знаменитого мужа. Итак, 18–е число марта ознаменовалось и сделалось достопамятным для меня началом той обширной корреспонденции, которая была хотя сначала и не весьма радостна и приятна, но впоследствии времени восстановилась у меня, со всем почти нашим отечеством, и не только была совсем особого рода, но и обратилась и мне и многим другим в существительную пользу.

Легко можно заключить, что я письма сии получил хотя при всех моих гостях, но должен был от всех от них утаить не только содержание оных, но и то, от кого они получены. Обстоятельство, что я не хотел быть, как издатель будущего журнала, никому известным, к тому меня приневоливало. Но по счастию, никто узнать о том в особенности и не любопытствовал, и мы продолжали свои обыкновенные при таких случаях увеселения.

Кроме сего дня бывали у меня нередко и в другие дни таковые же в течение тогдашнего великого поста сборищи, и мы, несмотря на пост, провождали время свое весело, но не забывали и о прочих своих делах. Судьи занимались по судам своими должностьми, а я своими делами, относящимися не столько до правления волостьми, сколько до собственных моих литературных и других любопытных упражнений; и как за всем тем оставалось у меня еще много свободного времени, то восхотелось мне употребить кой–когда оное на пользу детей моих богородицких друзей и приятелей. Все они, как я уже упомянул, учились языкам в пашем пансионе, ходивши и ездивши в оный ежедневно, ибо был он от нас с полверсты расстоянием, на краю слободы городской; но как в послеобеденное время по середам и по субботам учения у них не было, то самое сие праздное время и хотелось мне обратить им в пользу, и употребить на обучение их тому, чему они в пансионе не обучались и не могли быть обучаемы, а именно геометрии, физике и нравоучёнию, и тем и им произвести существительную пользу, и отцам их, с своей стороны, оказать дружескую и такую услугу, которою они натурально были бы весьма довольны. Итак, переговоривши о том с ними, приглашал я всех учащихся в пансионе детей в каждую середу и субботу после обеда к себе, сначала будто бы в гости, и угощая их кое–чем, мало–помалу стал приучать их сперва чертить геометрию, а потом, севши кругом большого стола, слушать, что я им читать и рассказывать стану. К таковому чтению избрал я опять мою «Детскую философию», которой сочинено было уже у меня много частей, и все дети чтение и делаемые мною всем толкования и объяснения так полюбили, что они всякой раз с превеликою охотою ко мне в помянутые дни прихаживали и приезжали, и все послеобеденное время у меня в слушании и в разговорах со мною с особенным удовольствием провождали; при чем достопамятно, что сын мой, каков ни мал еще был, но делал им в том компанию, и к крайнему моему удивлению и удовольствию, не только все понимал, что слышал, но несравненно с лучшим еще успехом, нежели другие, и так хорошо, что я не мог тому довольно нарадоваться. Словом, он все читаемое и рассказываемое мною слушал с таким особым вниманием, и в нежной. его ум и память все так глубоко впечатлевалось, что ему по возрасте не было ни малой нужды учиться физике и нравоучению, но она ему, так сказать, сделалась уже от самого младенчества известною.

Нельзя довольно изобразить, как сею моею услугою довольны были все отцы и матери детей сих и какою благодарностию за то почитали себя ко мне обязанными. Но мое собственное чувствуемое при том удовольствие дороже для меня было всех их искренних за то благодарений.

Между сими занятиями и не видали мы как прошел и весь наш великой пост и настала страшная неделя. В сию, по обыкновению, мы говели, и как у нас в городе не было еще ни одной освященной церкви, то приобщались в церкви гошпитальной на островку. Завтреню же в день Пасхи служили уже в новопостроенной и хотя еще не совсем отделанной большой нашей соборной церкви, поелику один из приделов в ней был совсем почти готов к освящению, в котором и была у нас сия служба при стечении великого множества народа.

Наконец настал апрель месяц и 7–е число оного, в которое по порядку долженствовал в Москве увидеть свет первой листок моего «Сельского Жителя». Дню сему случилось в сей год быть в самую великую субботу, и г. Ридигер так усерден был к доставлению мне скорейшего удовольствия оной видеть, что спроворил отправлением его ко мне по почте так, что я имел удовольствие получить и читать его в понедельник Святой недели. Случилось сие в самое то время, когда были у нас. в доме с образами и в которой день приглашены были на обед к нам все остававшиеся в городе и не разъехавшиеся по деревням судьи наши.