Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

(Декабря 5–го дня 1809 года).

Письмо 199–е.

Любезный приятель! Вскрывшаяся вместе с апрелем весна, преподавшая мне множество поводов к надворным делам и упражнениям, положила наконец предел большей части моих комнатных занятий; ибо как я принужден был всякий день быть на дворе и распоряжать разными работами в саду и в других местах, а сверх того и ездить то туда, то сюда, для осмотров и других надобностей, то некогда мне было заниматься прежними безделушками. Я урывал только все праздные минуты на соответствование моим корреспондентам на письма, получаемые от них еженедельно, сочиняя и располагая оные таким образом, чтоб могли они напечатаны быть в затеваемом мною и оном ежемесячном экономическом журнале, которой не выходил у меня из ума, и мне все хотелось его издавать, несмотря на всю малую удачу окончившегося уже тогда моего «Сельского Жителя». Всходствие того и продолжал я ревностно трудиться над заготовлением заблаговременно пьес для сего нового журнала, располагаемого уже совсем иным и отменным от прежнего образом.

Относятельно до надворных работ памятно мне, что между прочими разными затеями напади на меня около сего времени охота выдумывать и чертить лабиринты; и как мне удалось выдумать очень хороший, то по нетерпеливости моей и любопытству, восхотелось мне произвесть его и в натуре и насадить сплошными лозовыми кольями. Для сего избрал я довольно просторное место за рекою Вязовкою, на выезде из нашего селения, подле каменного нашего гостиного двора и при большой дороге, и трудился несколько дней до поту лица своего над посадкою сего огромного лабиринта, и воображал себе, что выйдет из того необыкновенная и редкая штука. Но надежда меня обманула. При переменившихся во многом обстоятельствах, принужден я был впоследствии временя оставить оной без призрения и к неудовольствию своему видеть все труды мои, к тому употребленные, уничтожившимися и пропавшими тщетно.

Впрочем памятно мне, что около сего времени получили мы новую себе знакомку и соседку, в одной и с молодых уже лет вдове, госпоже Алабиной, сестре родной господ Полуниных. Она, имея у себя сына и двух дочерей, отдала первого в пансион учиться, и по поводу сему расположилась переехать из своей епифанской деревни жить у нас в Богородицке, где имела она небольшой домик. Звали ее Анною Ивановною, и она сделалась к нам так приверженною, да и мы, и о доброте и простоте ее характера, так ее и всех детей ее полюбили, что с самого сего времени основалась у нас с сим домом тесная дружба и знакомство, которое продолжается и поныне, хотя она и сын ее давно уже находятся в числе мертвых, а остались от ней только две дочери, из которых одна, старшая, в девушках, живет и поныне в Богородицке, а меньшая, проживавшая в молодости у нас и делавшая дочерям моим компанию, чрез посредство наше вышла потом замуж за сына прежнего моего друга и соседа, г. Ладыженского, владеющего ныне отцовским имением в Сенине и продолжающего с домом нашим приязнь и дружество.

Далее памятно мне, что я в конце апреля и в первых числах мая трудился вместе с городничим над разбиванием и назначением улиц города, чему в минувшую осень учинили мы только маленькое начало, и что к нам в конце апреля приезжал опять наш губернатор, с которым вместе ездили мы назначать новую большую дорогу чрез новоназначаемый и разбиваемый город, и что я при сем случае измучился в прах от трудов, но чрез то и приобрел от губернатора еще более к себе любви и уважения.

Месяц май сего года сделался мне памятен многими бывшими в течение его особыми происшествиями. При самом начале его перетревожен я был уведомлением, что прорвался и ушел у меня один из больших богородицких волостных прудов, называемой «Цедиловским». Пруд сей был старинный, запруженный на той же речке Уперти, которая протекала мимо дворца, и пониже нового большого пруда дворцового. И как он был только мельничный, то хотя и не составлял дальней важности, но мне было его очень жаль, и более потому, что в нем от сбежавшей с большого пруда икры завелось великое множество карпов, о чем узнали мы впервые только при сем случае. Ибо как вода из него вся сбежала, и один берег сего пруда был уже не наш, а городской, то и бросились все новые мещане и городские жители ловить в стреме оставшуюся рыбу, и я удивился, услышав, что они ловят и наловили ее себе превеликое множество. Но удивление мое увеличилось еще больше, когда сказали мне, что вся рыба сия состоит в маленьких карпах. Сперва не хотел было я тому никак верить, ибо почитал невозможным, чтоб в толь немногие годы могло от сотни посаженных в большой дворцовой пруд карпов расплодиться их такое множество не только в нем, но и в сем нижнем пруде, в которой мы никаких карпов и не сажали; но как принесли мне их на показ, то по усикам их удостоверился я в том совершенно, и тогда, обрадуясь сему, без памяти поскакал я сам туда с разными рыболовными снастями и велел при себе ловить их в стреме. И какое же удовольствие было мое, когда мне их в течение двух суток наловили до 4,000! От радости не знал я, куда мне их и девать было. И как в большой пруд насажено было их уже множество, то достальных рассудилось мне посадить в находившуюся подле соборной нашей церкви большую копаную регулярную сажелку, или прудок нарочитой величины, которая впоследствии времени доставляла нам множество удовольствий. Ибо, насадив в нее помянутым образом множество карпов, восхотелось мне обеспечить ее от расхищения ограждением всей оной порядочною решеткою, обкласть берега ее дерном, осадить в два ряда березками, и составить чрез то приятное вокруг ее гульбище, которым как мы, так и все наши городские товарищи в летнее время нередко пользовались и до восторгов увеселялись разросшимися тут очень скоро карпами, при бросании в воду хлебных корок, и смотрением на то, как они, как поросята, за ними гонялись и их теребили; а сделанный прекрасный плотик, на котором можно было по сему прудку разъезжать, придавал еще более нашим гуляньям вокруг его приятности.

Едва мы помянутую ловлю карпов кончили, как тотчас за сим получили мы, 5–го числа сего месяца, известие о рождении великого князя Константина Павловича. Радостное известие сие подало повод и нам к торжествованию сего радостного происшествия, и городничий наш дал нам всем при сем случае пир, сопряженный с обыкновенными увеселениями.

Вскоре за сим востребовала надобность побывать мне в Бобриках. Бывший у нас архитектор, г. Ананьин, за несколько времени до сего от нас отбыл и определился в Нижний Новгород в городские архитекторы. Побудило его к тому наиболее неудачное построение им одного из дворцовых тамошних флигелей и упадение всего свода в оном; и как строение дворца было далеко еще не окончено, то принужден был князь приискать на место его другого архитектора, но сам у нас уже не жил, а наезжал временно. И как в самое сие время приезжал он в Бобрики, для заложения другого дворцового флигеля, то по сему случаю и надобно было и мне там быть, и мы с ним дело сие сделали.