Поль Феваль - Горбун

Опять последовала небольшая сценка взаимной вежливости, после чего, наконец, заговорил Паспуаль:

– Я как более молодой и менее продвинутый в служебном ранге подчинюсь моему благородному другу и буду говорить первым. Прежде всего, имею честь доложить, что порученное задание я исполнил наилучшим образом. Однако, если мне удалось преуспеть больше, чем моему старшему другу, то лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств, а вовсе не из-за моих талантов и усилий.

Пощипывая свои огромные усы, Кокардас не без иронии посмеивался. Мы, ведь, не забыли, что два плута условились друг с другом посостязаться во вранье.

Прежде, чем они, подобно аркадским пастухам у Вергилия, начнут поединок красноречия, сообщим о том, что на сердце у обоих было тревожно. Покинув кабаре «Венеция», они еще раз побывали на улице Певчих. Ничего нового узнать не удалось. В доме, по-прежнему, не было ни души. Что же на самом деле случилось с Лагардером? Кокардас и Паспуаль не имели представления.

– Будьте любезны, покороче! – потребовал Гонзаго.

– Точно и по существу, – прибавил Навай.

– Разумеется, милостивые господа, – охотно согласился брат Паспуаль. – Мой доклад не займет много времени, ибо, как известно, истина всегда лаконична; – те же, кто говорят десять слов там, где можно обойтись тремя, по моему, лишь норовят навести тень на плетень, пустить, так сказать, пыль в глаза, втереть очки, или, еще точнее, повесить лапшу на уши. Тому примеров несть числа… однако, не будем уклоняться. Сегодня поутру, получив приказ от его сиятельства, я и мой благородный друг решили каждый пойти своим путем, ибо два варианта всегда надежнее одного. Перед крытым рынком у часовни Невинных Младенцев мы разошлись. Где и как вел поиски мой благородный друг, мне неведомо. Лично я направился в Пале-Рояль, где в это время работники разбирали праздничное убранство и декорации. Внимательно шаг за шагом, исследовав всю территорию сада, я обнаружил между индейским вигвамом и сторожкой консьержа садовника Лё Бреана пятно засохшей крови, из чего напрашивался вывод, что на этом месте кто-то кому-то нанес удар шпагой или кинжалом. Оглядевшись по сторонам, я вскоре увидел маленькие едва заметные следы от капель крови, тянувшиеся, к вестибюлю покоев регента. Повинуясь этому кровавому указателю, я добрался до улицы Сент-Оноре. Когда я проходил через вестибюль его королевского высочества регента, слуги у меня спрашивали: «Что ты здесь потерял, приятель?» «Портрет любовницы», отвечал я. Они хохотали, как форменные, точнее, фирменные балбесы, каковыми на самом деле и являются. Черт побери, если собрать портреты всех моих любовниц, то, боюсь, даже на стенах Пале-Рояля их не разместить!

– Короче! – опять прикрикнул Гонзаго.

– Я и без того говорю предельно сжато, ваше сиятельство. На улице Сент-Оноре так много следов от лошадиных копыт и колес экипажей, что пятна крови совершенно стерлись. Потеряв след, повинуясь лишь интуиции, я направился к реке…

– Какой дорогой? – немедленно потребовал уточнения принц.

– По улице Капелланов, – ответил брат Паспуаль.

Гонзаго и его приспешники переглянулись. Если бы Паспуаль назвал улицу Пьера Леско, то сразу бы потерял доверие, так как авантюра Ориоля и Монтобера с псевдо трупом была уже известна. Но по улице Капелланов раненный Лагардер действительно мог спуститься к Сене. Между тем брат Паспуаль уверенно продолжал:

– Я рассказываю все начистоту, будто на исповеди, сиятельный принц. На улице Капелланов мне снова удалось напасть на след, который меня привел к самой реке. У воды следы опять исчезли. На берегу на камнях сидели моряки. Они курили трубки и, глядя на воду, переговаривались. Я подошел. На мой вопрос один из них, – он говорил с легким пикардийским акцентом, – сообщил: «Их было трое: раненый господин, и какие-то два подвыпивших верзилы. Они отобрали у него кошелек, а самого столкнули в реку, вон там с Луврской набережной, после чего быстро скрылись». «Но, господа», продолжал я допытываться, «не заметили ли вы, может быть пострадавшему потом удалось выплыть и выбраться на берег?» Сначала они не хотели отвечать, видно принимали меня за сыскного агента полиции. Я назвался родственником ограбленного дворянина, сказал, что его зовут мсьё Сен Сорен, склонясь он добропорядочный христианин, уроженец города Бри. Тогда другой моряк сказал: «Господь сегодня принял его душу. Едва оказавшись в воде, он камнем пошел на дно. Увы, мы это видели собственными глазами». «А как он выглядел, во что был одет?», спросил я. «Очень слаб, едва держался на ногах. Светлый полукафтан, на глазах темная карнавальная маска. Длинные густые волосы», ответил тот, «вот, собственно и все».

Слушавшие со значением переглянулись. Гонзаго одобрительно кивнул. Лишь мэтр Кокардас боролся с желанием рассмеяться.

– Экая, хитрая бестия, мой дражайший нормандец, – думал он. – Ну, крапленый туз, погоди, придет мой черед, еще поглядим, чья возьмет!

Окрыленный успехом, Паспуаль тем временем продолжал:

– Возможно мой рассказ далек от совершенства, я ведь не писатель, – моя профессия шпага, кроме того в присутствии его сиятельства я робею, – будучи натурой открытой, не могу о том умолчать. Как бы то ни было, правда – есть правда. Честно исполняй свое дело и не обращай внимания на кривотолки. Итак, я прошел вдоль Лувра, затем вдоль набережной Тюильри до аркады Конферанс, потом проследовал по Кур Ла Рен, вдоль шоссе де Бийи, вдоль буксирного причала Пасси, мимо Пуан дю Жур и Севр. Меня захватила одна идея, – сейчас все станет ясно. Словом, я добрался до моста Сен Клу.

– Сети! – не успев скрыть восхищения, пробормотал Ориоль.

– Именно так, ваша честь, – Паспуаль подмигнул откупщику. – Вы попали в десятку.

– Вот, ведь, складно плетет, – думал мэтр Кокардас. – Как бы он меня не обошел, крапленый туз!

– Что же ты нашел в сетях? – недоверчиво осведомился Гонзаго.

Брат Паспуаль расстегнул три верхних пуговицы на своем кафтане. Все напряженно за ним следили. Глаза Кокардас Младшего расширились от неподдельного удивления. Подобной прыти от своего помощника не ожидал даже он. То, что нормандец извлек из-за пазухи, конечно же было найдено не в сетях, (сети у Сен Клу в начале XVIII века, равно, как и в наши дни, скорее всего лишь плод обывательской фантазии), – сей предмет он прихватил утром в доме Лагардера без определенной цели, просто по старой привычке прибирать к рукам все, что плохо лежит, – Кокардас тогда ничего не заметил. Это оказался ни много ни мало белый сатиновый полукафтан Лагардера, в котором он был на балу у регента. Перед уходом из кабаре «Венеция» Паспуаль не забыл окунуть его в ведро с водой. Теперь он стремительным жестом протянул влажную одежку принцу, отчего тот в невольном страхе попятился. На лицах соратников холодной тенью тоже пробежал испуг. Оно и понятно. Все узнали костюм Лагардера.