Поль Феваль - Горбун

– Не мели вздор! – ответил гасконец. – Они войдут в дверь. Вот те на! Это еще что за явление?

– Эй там внизу! – крикнул маленький маркиз, просунув голову целиком в отверстие на потолке. Кокардас и Паспуаль одновременно посмотрели вверх.

– О! Да вас там двое! – с радостью заметил Шаверни.

– Как видите, господин маркиз, – ответил Кокардас. – Но что значит это разрушение, разрази меня гром?

– Подстелите под дыру соломы. Я прыгну.

– Ни ни ни. Извините, но нам здесь и вдвоем не шибко просторно.

– Кокардас тому же тюремщикам, когда они сюда заглянут, ваше перемещение, вряд ли придется по душе. А заодно и нам достанется, – прибавил Паспуаль.

Шаверни тем временем, знай себе расширял дыру.

– Эх, крапленый туз, – проворчал Кокардас. – Вот угораздило меня попасть в такую тюрьму!

– Да уж. Называется Новая башня, а на самом деле лишь труха и гнилье! – высокомерно поморщившись, согласился Паспуаль.

– Солому! Солому! – нетерпеливо выкрикивал Шаверни. Мастера клинка не шевелились, и тогда маркиз, понизив голос до шепота, произнес одно слово: – Лагардер!

Вскочив, будто ошпаренные, гасконец и нормандец подтащили под отверстие солому.

– Что, он там вместе с вами? – спросил Кокардас.

– Или просто вам что-нибудь о нем известно? – прибавил Паспуаль.

Вместо ответа Шаверни просунул ноги в дыру. Маркиз был не толст, но его бедра все-таки застряли в отверстии с неровными шершавыми краями. Таким образом, он наполовину оказался в верхней темнице, наполовину – в нижней. Чтобы выбраться из-западни он пыжился, дергался, помогая себе крутыми выражениями, почерпнутыми в Испании. Кокардас, глядя на то, как он остервенело дрыгает ногами, принялся смеяться. Более предусмотрительный Паспуаль подошел к двери и прислушался. Туловище Шаверни хоть и медленно, но опускалось.

– Солнце мое! – окликнул Кокардас Паспуаля. – Давай скорее сюда. Видишь, парень вот-вот свалится. А здесь достаточно высоко, чтобы поломать ребра.

Брат Паспуаль прикинул на глаз расстояние от пола до потолка и рассудительно заключил:

– Да, высота вполне подходящая, чтобы при падении он нам с тобой что-нибудь сломал или отбил, если мы конечно унизимся до того, чтобы служить ему матрасами.

– Экий, ты осторожный, братишка, – Кокардас укоризненно поглядел на Паспуаля. – Он же тщедушный.

– Тщедушный или нет, а если загремит с пятнадцати футов…

– Крапленый туз! Золотце мое, ведь он же действует от имени Маленького Парижанина. Неужто, тебе уши заложило? Давай живо ко мне.

Больше Паспуаля уговаривать не потребовалось. Оставив дверь, нормандец подбежал к Кокардасу и они над ворохом соломы, сцепив руки мостиком, приготовились к встрече. Через мгновение с потолка послышался треск, фехтмейстеры закрыли глаза и тут же несильно стукнулись друг о друга лбами. Этому поспособствовал рухнувший на их натянутые гамаком руки маленький маркиз. Все трое, осыпанные известкой, штукатуркой щепками от дранки и целым облаком бурой пыли повалились на пол. Первым пришел в чувство Шаверни и, стремительно вскочив, со смехом принялся отряхиваться, напоминая выбравшегося из воды пса.

– Аврора вы оказывается ребята, что надо! – похвалил он гасконца и нормандца. – При первой встрече вы мне показались сущими висельниками. Ну, ну. Не сердитесь. Это я любя. Давайте лучше взломаем дверь. Втроем наверняка ее одолеем. Сделаем ей «Раз-два-гоп!» Свяжем тюремщиков, отнимем ключи и бежим; – бежим, пока не поздно!

– Паспуаль! – сказал гасконец.

– Да, Кокардас! – ответил нормандец.

– Ты находишь, что я похожу на висельника?

– А я, – косо поглядывая на грохнувшегося с потолка маркиза, промолвил Паспуаль, – впервые в жизни слышу подобную бестактность!

– Эх, крапленый туз! – махнул рукой Кокардас. – Парень ответит нам позднее, когда мы отсюда выберемся. А пока что мне его предложение по душе. Выломаем эту проклятую дверь, серп ей в жатву. Ну-ка навались!

И они вдвоем с Шаверни кинулись к двери. Но Паспуаль их остановил.

– Т-с-с! – сказал он. – Слышите, сюда идут?

И действительно в коридоре послышались шаги. В мгновение ока друзья по несчастью перетащили куски штукатурки и прочий мусор в угол комнаты и прикрыли его соломой, тем самым переложив ее туда, где она находилась вначале. В замок снаружи погрузился и заскрежетал ключ.

– Куда бы мне спрятаться, – шепотом произнес Шаверни.

Несмотря на передрягу, он улыбался. Одна за другой загрохотали тяжелые задвижки. Кокардас поспешно сбросил кафтан. Так же поступил и Паспуаль. Шаверни нырнул под солому и сверху прикрылся кафтанами. Оставшиеся в рубашках фехтмейстеры стали друг против друга в позицию наизготовку, будто упражняясь в фехтовании, но без клинков.

– Вот тебе, моя радость! – воскликнул Кокардас. – Раз-два – алле гоп!

– Молодец, гасконец, попал, – похвалил старшего друга Паспуаль. – Эх, если бы нам вернули шпаги, как весело бы мы коротали здесь время!

Массивная дверь повернулась на петлях. Двое тюремщиков: ключник и стражник, посторонились, впуская в темницу третьего, облаченного в роскошный придворный костюм.

– Далеко не уходите, – обратился посетитель к тюремщикам и неплотно прикрыл дверь. Этим одетым с иголочки визитером оказался мсьё Пейроль, собственной персоной. Гасконец и нормандец узнали его с полувзгляда, но, не подавая виду, продолжали свои упражнения. Поутру, покинув дом развлечений принца, достославный мсьё де Пейроль еще раз пересчитал свои сокровища. При виде золота и серебра, множества голубых и белых акций, аккуратно уложенных в нескольких шкатулках, в душе фактотума опять шевельнулась мысль: «Аврора не уехать ли из Парижа немедленно в глушь в деревню купить поместье и спокойно коротать старость на лоне природы?» Словно чей-то всеведущий голос предупреждал: «Беги, Пейроль! Беги подобру поздорову!» Но фактотум этому голосу не внял. Увы, ошибочные умозаключения типа: «Ну что случится, если я задержусь еще на сутки?» часто губят людей подверженных страсти накопления. Они забывают, что сутки состоят из 1440 минут, каждая из которых делится на шестьдесят мелких частиц, и в течение любой из них можно нежданно-негаданно испустить дух.

– Добрый день, храбрецы! – произнес Пейроль и еще раз посмотрел, удостоверяясь, что дверь закрыта не до конца.

– Прощай и не кашляй, золотце мое, серп тебе в жатву! – ответил Кокардас, нанося страшный удар своему другу Паспуалю. – Есть, дорогуша моя! Ну, каково? Эх, будь у нас клинки, мы были бы самыми счастливыми людьми!

– Получи! – улучив момент, нормандец ткнул указательным пальцем в живот гасконца.

– Ну и как вам здесь живется? – криво усмехнувшись, полюбопытствовал фактотум.