Юрий Клименченко - Неуютное море

Нет, что-то не то… Не получается.

Он приблизил лицо к зеркалу, нахмурил брови, сделал зверское лицо и, подвывая, начал снова:

Карданову стало весело. Капитан вошел в столовую:

— К выступлению готовитесь?

Парень обернулся, лицо его порозовело:

— Да нет… Просто так, для себя читаю. Думал, что никого нет, — сконфуженно проговорил он, явно собираясь улизнуть.

Но Андрей Андреевич задержал его:

Подождите. Давайте я попробую прочесть.

Капитан взял книжку, нашел стихотворение и прочитал отрывок. Молодой человек смотрел на него с восхищением.

— Как? — спросил Карданов, кладя книгу на стол.

— Здо́рово. А вот у меня не получается. Как его Яхонтов читал!

— Любите стихи?

— Очень. И особенно Маяковского. Многие говорят, что его трудно понять. Ерунда это. Читать надо уметь. Правда?

— Безусловно. Я тоже люблю стихи. Пушкина, Лермонтова и наших современников: Твардовского, Светлова, Симонова. Знаете?

— Конечно. А что вы скажете об этих строчках, товарищ капитан? Разрешите, я прочту…

Андрей Андреевич усмехнулся:

— Это Лухманов. Когда я учился в мореходке, мы его стихи наизусть знали. Настоящий моряк писал. Кстати, кем вы назначены на «Ангару»?

— Боцманом. Шестаков моя фамилия. Зовут Федор Михайлович.

— Плавали раньше?

— Плавал. Три года на буксирах работал. Из них один год боцманом.

— Успели познакомиться с матросами?

— Познакомился, разные люди, — уклончиво ответил боцман, но тут же добавил: — Ничего. Работать будут.

— Я тоже так думаю. Чего не знают — научим. Завтра, боцман, начнем приводить «Ангару» в мореходное состояние.

— Есть, товарищ капитан.

— А на поэтические темы мы еще с вами потолкуем.

Карданову понравился боцман. Было в нем что-то располагающее, открытое. Радовало капитана и то, что Шестаков не новичок в морском деле.

Конечно, Федя в свои двадцать два года казался ему несколько молодым для такой ответственной и требующей опыта работы, но товарищи, плававшие с Шестаковым раньше, имели о боцмане другое мнение. Вряд ли кому-нибудь из них пришла бы в голову мысль назвать его Федькой. К нему обращались не иначе как «боцман» или «Федор Михайлович», и очень редко «Федя». Он совершенно уверенно чувствовал себя на палубе. Редко ругался, не употреблял «соленых» морских словечек, ненавидел «подначку». Он считал, что может заставить выполнить без ругани всё, и гордился этим.

Матросы с буксира «Вихрь», на котором Федя плавал боцманом, могли рассказать, как однажды он три часа просидел в ледяной воде, заделывая пробоину в форпике, как любовно ухаживал за старым судном и получил за чистоту вымпел, как поборол шведского великана-матроса в клубе водников… Да многое могли бы рассказать о Шестакове…

Бархатов догнал Ирину в проходной завода:

— Домой, Ирина Владимировна? Может, нам по пути? Нам должнобыть по пути, — с нажимом на «должно» проговорил старпом.

— Начинаете ухаживать? — пошутила Ирина. — Запомните, я не люблю ходить «под ручку».

— Да что вы, Ирина Владимировна! И не думал даже, — наклонился к девушке Бархатов. — Хотя, если честно говорить, стоило бы… Попробовать разве?

— Попробуйте.

— Тогда начну с приглашения в кино. Не оригинально, правда, но… Если у вас нет других планов — пойдемте смотреть «Рапсодию». Хорошая, говорят, картина.

— А я слышала, наоборот. Но всё равно. Пойдемте. У меня вечер свободный.

Они шли рядом, непринужденно болтая о пустяках. Бархатов шутил, рассказывал забавные истории, поддерживал Ирину за локоть при переходе через улицы, старался быть остроумным. Его подчеркнуто морской вид привлекал внимание женщин.

Ирина не была ни ханжой, ни «букой». Она любила смеяться, любила живое слово. Ей нравился Бархатов. Она с удовольствием его слушала, отвечала на шутки.

Сегодня Ленинград напоминал южный город. Стоял теплый солнечный вечер. На асфальтовых тротуарах девочки играли в «классы». Мальчишки катались на самокатах. Люди, одетые в пестрые и яркие одежды, выглядели празднично. Слышался смех, обрывки разговоров. Наступил тот час, когда ленинградцы, отдохнув после работы, выходят подышать свежим воздухом. Поток автомобилей значительно уменьшился. Город оказался во власти гуляющих пешеходов. Везде люди. Солнце ушло за дома, но в окнах верхних этажей еще горели оранжевые огни заката. Заглядывая в лицо Ирины, Бархатов говорил:

— Значит, поплаваем вместе, Ирина Владимировна. Теперь держитесь. Я ведь строгий. По правилам внутреннего распорядка вы будете подчинены непосредственно мне. Но вообще, если говорить серьезно, не завидую вам. В нехороший «переплет» вы попали. Точно! Не делайте больших глаз. Верьте моему опыту. Такой команды я еще в жизни не видел. Банда, настоящая банда. Ни дисциплины, ни знаний. Народ с бору да с сосенки. Судно прескверное. Сидит всего полтора метра. Капитан тоже…

Ирина насторожилась:

— Зачем же вы тогда сами пошли на этот перегон, Вадим Евгеньевич? Вас никто не принуждал, насколько я понимаю!

— Я моряк, Ирина Владимировна. Это мой хлеб. Мне нужно заработать несколько тысяч. Я в отпуске. Соединяю полезное с не очень приятным. Эпизод. А вот вы — девушка, и интересная девушка…

— Благодарю вас.

— …попадаете в такое окружение, что и моряку-то тяжёло будет, не то что вам. Не думаю, что капитан справится с этой бандой.

— Вы считаете, что Карданов плохой капитан?

— Да нет, замялся Бархатов. — Середняк. Слышал я о нем. Неудачная кандидатура для капитана головного судна. Плавает не так уж давно. Держится начальником. Даже со мной: «Придете к восьми. Вы мне будете нужны». Прямо как мальчишке. Подумаешь! Да если хотите, у меня опыта и знаний больше…

Ирина вспомнила светлые серьезные глаза Карданова, его озабоченный вид, худощавое лицо и холодно сказала:

— А мне Карданов нравится. И отзываются о нем хорошо. Я, правда, его мало знаю…

Они сидели в переполненном народом кинотеатре. Было жарко и душно. Ирина уже жалела, что пошла. На экране Элизабет Тейлор меняла туалеты, звучала музыка Рахманинова. Бархатов осторожно прижимал ногу к колену Ирины и пытался погладить ее руку. Она отодвигалась, ей было неудобно и смешно.