Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

— Не бойся, время еще детское, — бросил он ей через плечо. — Впрочем, как хочешь.

— Ладно, я сейчас. — Наташа вернулась в каюту и взяла ключ от камбуза, висевший на переборке над изголовьем Ани.

Через четверть часа с подносиком, на котором стояли тарелки с нарезанной колбасой, селедкой и хлебом, она прошмыгнула по кормовой палубе и тихо постучалась в дверь их каюты.

— Проходи, — усталым голосом пригласил ее Илья. Он сидел возле маленького столика в расстегнутой рубашке навыпуск и дымил сигаретой.

Вася уже улегся на своей койке. Он приподнялся на локте и увидел поднос в руках Наташи.

— Ой, колбаска! Дай кусочка два, Наташа.

Девушка протянула ему тарелку, и Вася, схватив несколько ломтиков, сразу же отправил их в рот.

— Спускайся вниз, — сказал ему Илья. — У меня и выпить найдется.

— Не-е, не хочу… — Проглотив колбасу, Вася укрылся одеялом с головой, и блаженная усталость охватила все его тело. Спать, спать… Не хотелось думать ни о завтрашних неприятностях, ни о длинном прожитом дне. Перед глазами в плавном хороводе кружились цветущие яблони, приятное и хитрое лицо Белкина, огни реклам, отраженные в мокром асфальте, когтистый дракон раскрывал розовую пасть. Илья и Наташа о чем-то тихо говорили, но Вася уже не слышал их.

— Спит мой именинник, — сказал Илья, подавляя зевок. — Ну и напутешествовались мы сегодня, на весь рейс хватит. Как тут боцман — шумел?

— Да вроде нет… Капитан — тот в полицию звонил, наверное, вас там искал. А вы как огурчики: целехоньки. Как же все случилось, Илюша?

— А, не все ли равно, — устало сказал он. — Вот соберут экипаж, устроят нам кол-лек-тивную порку, тогда все узнаешь. А у тебя что глаза красные?

— Я боялась за вас, — призналась она тихо.

— Ах ты, добрая моя Золушка. — Он тронул ее руку. — Ничего, как видишь, не произошло. Чуточку нарушили так называемые «правила» — и только. Причем в свободное время, так?

— Ведь не разрешается по уставу…

— То-то и оно-то: туда — не смотри, сюда не наступи, то не тронь, этого не читай… Устав. Выпить не хочешь?

Он приподнял рубашку, открыв свой широкий, серебристый пояс. Одно из отделений имело трубочку с краником.

Илья подставил под трубочку стакан и повернул краник.

— Патентованный! — сказал Илья. — Специально для моряков. Твое здоровье! — Он одним духом опрокинул рюмку и руками взял с тарелки селедку. Пальцы и губы его заблестели от жира.

— Что, противно? — улыбнулся он Наташе. — А ты выпей — и все будет о’кей, как говорят наши союзники. Деловые они парни, скажу я тебе. Кстати, тебе не хочется спросить, где я взял такую уйму денег? — Не дождавшись ее ответа, он продолжал: — Видела у меня полевой бинокль? Брал его во Владивостоке за гроши — кому сейчас нужны бинокли? А здесь русская оптика ценится. Загнал я его в лавке у старьевщика и сегодня швырял долларами.

— Ты устал, Илья, ложись отдыхать, — тихо сказала Наташа.

— Эх, Натуська! — Он уронил на руки кудрявую голову. — Ты человек, Наташа. Настоящий человек. Как недостает мне иной раз простого человеческого слова! Я одинок, Наташа, понимаешь меня?

— Да, — тихо сказала она, несмело прикоснувшись к его волосам. — Не ты один такой. Мне тоже иной раз кажется, что никому я не нужна. Может, и другие такие же? Все молчат…

— И я неразговорчив, числюсь в молчунах, как ты знаешь. А с кем перемолвиться? С ним? — кивнул он на верхнюю койку, где посапывал Вася. — Что он может понять в моей душе?..

Подняв стакан, Илья продекламировал:

Знаешь, кто так умеет писать? Блок, был такой поэт.

— Представь себе — знаю! — проговорила Наташа. — Хотя больше люблю Есенина.

— Вот как? И можешь доказать?

— Сейчас, сейчас… — На секунду задумавшись, она продекламировала:

— Милый! — с чувством закончил за нее Илья.

Он замолчал, с улыбкой уставясь на Наташу.

Она тоже смотрела ему в глаза, но за стеклами очков не могла рассмотреть их выражения. Ей казалось, что тишина, установившаяся в каюте, не может закончиться просто так, и случится что-то большое и важное.

Но ничего не случилось. Качнувшись, Илья прислонился к переборке.

— Ты удивила меня, девочка… Но стихи вредны, когда идет война. Это может испортить нам характер. Лучше выпей. — Он снова нацедил стакан виски из своего пояса.

В коридоре раздались тяжелые шаги. Постучав, в каюту вошел боцман. Наташа принялась складывать на свой поднос тарелки. Анатолий Степанович молча кивнул ей на дверь, она вышла.

— Выпей, ботсвэйн, — сказал Илья, назвав боцмана по-английски.

Приняв стакан, Егоров с минуту молча, с недоумением смотрел на него, потом подошел к раковине и выплеснул виски. Илья инстинктивно подался к переборке, когда боцман повернул к нему потемневшее, осунувшееся за этот день лицо.

— Философию разводишь, Кравцов?

— Почему бы нет, Анатолий Степанович? Как видите, все в порядке, мы на месте.

— А я всяко думал, но не это, нет… Что ж ты, друг, так сделал?

Илья пожал плечами.

— Анатолий Степанович, мы виноваты, но не делайте проблем из пустяков. Хорошо, я извиняюсь, что не пришел в пивную ровно через двадцать минут. Если хотите, повторю это и на собрании. Достаточно?

Боцман с интересом поглядел на Илью.

— Ишь ты, как гладко: извинился — и чист. Вроде как у попа на исповеди. Нагрешил, исповедался — и начинай по новой. — Боцман встал. — Ладно, Кравцов, не надо мне извинений.

Утром следующего дня их вызвал к себе капитан. Михаилу Кирилловичу Селиванову было под пятьдесят. Высокий, богатырского сложения человек с седой шевелюрой и мясистым, изрытым оспой лицом, он казался Васе суровым и таинственным, как капитан Немо. Михаил Кириллович редко выступал на собраниях, еще реже разговаривал с рядовыми моряками, хотя сам начал службу в парусном флоте палубным юнгой.

Даже замечания по работе не делал лично, предпочитая передавать их через своих помощников. Однажды Вася вытряхнул из ведра мусор с наветренного борта. Бумажки и щепки полетели по всей палубе. Как назло, в это время на палубу вынесло капитана. Вася даже голову втянул в плечи, ожидая грома и молнии, но Михаил Кириллович задержался возле него всего на секунду и, не сказав ни слова, проследовал дальше. Зато потом капитан вызвал старшего помощника и сказал ему, что, по всей видимости, боцман плохо приучает юнгу к порядку на работе. Чиф дал нагоняй Анатолию Степановичу, а уж тот, по своей боцманской должности, взялся потом за Васю.