Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Как ни приятны были эти мысли, но к ним незаметно подмешивалась странная горечь. Нехорошо, что с боцманом так получилось. Все же он порядочный мужик, этого не отнимешь.

Наедине с самим собой Илья был вполне откровенным и даже разговорчивым парнем, совсем не таким, каким знали его на пароходе. Он не любил слишком распространяться, потому что давно уже открыл для себя ту истину, что чем меньше будут люди знать о твоих мыслях и планах, тем легче их осуществить. «Язык дан не для того, чтобы высказывать намерения, а чтобы скрывать их», — прочел он в какой-то книге о тайной дипломатии и сразу же решил накрепко запомнить эту зловещую фразу. Скрытым и недоверчивым стал он еще в восьмом классе, когда заметил однажды, как здорово проигрывает по сравнению с другими мальчишками. Здоровые, краснощекие ребята интересовали девчонок куда больше, чем он со своими стихами и отличными оценками в табеле. Возможно, он преувеличивал, и большинство товарищей не замечали его недостатков, но зато сам он их ощущал слишком больно. Он стал избегать общества ровесников, старался уходить от споров даже тогда, когда легко мог доказать свое превосходство. Он научился владеть собой и был неуязвим для каждого, кто попытался бы выведать его мысли. До вчерашнего дня он как-то и не замечал, что его замкнутость порождает одиночество. Ему вполне хватало немого обожания Васи, добродушного ворчания боцмана, преданных глаз Наташи. И вот что-то изменилось. Как ни старался он уверить себя, что ничего особенного не произошло, на душе было не легче. Все из-за того, что расслабился, ругал он себя. «Черт меня дернул пить вчера с Васьком, объясняться Наташке, спорить с боцманом… Да, скверное дело, хэнсом», — невесело заключил он.

Без стука открылась дверь. И на пороге появился боцман. Илья приподнялся было на локте, но тут же снова улегся, независимо закинув руки за голову.

— Как дела? — произнес боцман отвратительно бодрым, деловым голосом. — Давай-ка, брат, выходи на палубу. После обеда пойдете с Васькой на ботдек, надо сменить снабжение в шлюпках.

— А если я болен? — Илья бросил в рот сигарету, но судно качнуло, и он промахнулся. Сигарета упала на палубу.

Боцман поднял ее и, вставив в мундштук, невозмутимо закурил.

— Работа вылечит, собирайся.

Темно-зеленая полоска американского берега посерела, потом стала голубой и, наконец, исчезла, слилась с дымкой на горизонте. Оставляя на серых холмах волн узорный шлейф пены, «Зея» шла курсом на северо-восток, к Алеутским островам. Было около одиннадцати утра.

С кормы на мостик бежал, загребая кривыми ногами, вахтенный матрос Серега Петькин. У дверей в машинное отделение он остановился и зычно крикнул вниз:

— Эй, духи черномазые, за час прошли десять миль! — и застучал сапогами по трапу на мостик.

— Держи рогаля пузатого! — крикнул ему вдогонку из коридора парень в брезентовых брюках, тельняшке и традиционном кочегарском «галстуке» — фитильной сетке, повязанной на шее. Он спустился по железному трапу в кочегарку. У топок двух котлов работали обнаженные по пояс кочегары. Отблески пламени играли на потных телах.

— Герою московской битвы — привет! — Парень хлопнул по плечу одного из кочегаров, тот обернулся, показав стальные зубы.

— Вадиму Белощацкому — наше с кисточкой. Как поживает Одесса-мама?

— Одесса жива, мальчики, — сказал Вадим. — А вот у тебя, Гаврила, хоть ты и Гвоздев, да еще и фронтовик, топочка крабами заросла. Для меня оставил? А ну, керя, дай сюда «понедельничек». — Вадим взял у второго кочегара длиннейший, тяжелый лом, по справедливости окрещенный таким прозвищем, и поволок его к топке. Конец лома загрохотал по рифленым железным плитам кочегарки. Вадим с заметным усилием поднял лом и двинул его в длинную, как туннель, раскаленную топку, подламывая «краб» — спекшийся шлак, который уже не дает жара, а только мешает горению.

— Ладно, чего там, сам почищу, дай, — сказал Гвоздев.

— Раньше надо было, сынок, а теперь отдохни, поучись, — весело наставлял его Вадим, орудуя «понедельником».

Гвоздев сконфуженно топтался рядом.

Гаврила Гвоздев пришел на «Зею» во Владивостоке, перед самым отходом в рейс. Парень только-только выписался из сибирского госпиталя, на гимнастерке его было несколько красных и желтых нашивок за ранения. В отделе кадров оформили солдата кочегаром первого класса, хотя никакого понятия ни о пароходах, ни о кочегарском ремесле он не имел. Стармех ахнул, когда после первой же вахты ему доложили, что Гвоздев не дотянул до конца и потерял сознание.

— Куда же ты поступал, солдат? — с отчаянием в голосе спросил Леонид Петрович, придя в кочегарский кубрик, где на койке с мокрым полотенцем на голове лежал бледный Гвоздев. — Хотелось плавать — пошел бы матросом, учеником в машину, в конце концов, а ты — кочегаром! Да ты знаешь, что такое кочегар на пароходе? Он выше механика, капитана — он специалист, богатырь, без которого и машина с места не тронется. Кочегар — это лицо, это сам бог! А ты полез сюда со своими тяжелыми ранениями да еще сказал в кадрах, что понимаешь дело.

— Товарищ стармех, это у меня с непривычки… Я все равно вытяну, кому-то же надо работать… Я плавать хочу. В кочегарке, и нигде больше… я здоровый, вот увидите…

Махнув рукой, Леонид Петрович ушел к себе. Судно в рейсе, обратно не завернешь. Надо думать, как обойтись целый рейс без кочегара.

Придумать он, однако, ничего не успел, потому что через несколько часов пришел старший кочегар Вадим Белощацкий и сказал, что все в порядке, Гаврила снова на вахте.

— Мы там ему немного помогаем, а так он паренек тянучий, справится. Герой, одним словом.

— Ну, смотрите мне! — Больше стармеху сказать нечего: сам к котлам не встанешь, а замену на палубе не найдешь.

Впоследствии Леонид Петрович не раз спускался в кочегарку и наблюдал, как работает «тянучий паренек». Вначале Вадим и другие кочегары по очереди стояли вахту с Гвоздевым, а потом он и вправду стал управляться сам. Где не хватало опыта и сил, брал фронтовик невероятным упорством. При всем том парнем он оказался что надо — общительным и веселым, а такие в кочегарке ценятся.

Вадим выгреб раскаленный шлак гребком на плиты, полил его морской водой из шланга. Удушливые облака пара и пыли заволокли кочегарку. Загудел включенный вентилятор — «ветрогон», нагнетая свежий воздух с палубы. За каждую вахту один кочегар несколько раз перебросает вручную не одну тонну угля — и все это в тесноте и жаре при непрерывной качке. За вахту парни выпивают почти по ведру воды. Что и говорить, не зря прозвали «богом» кочегара!

На ботдеке у спасательных шлюпок работали Илья и Вася. Надо было проверить и сменить в каждой шлюпке неприкосновенный запас продуктов, заполнить анкерки свежей пресной водой, принести из подшкиперской одеяла и другие принадлежности, которые укладываются в шлюпках на аварийный случай. Такими же запасами снабжались и спасательные плоты, закрепленные на вантах мачт.