Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Капитан основательно «седлает» рыбу. На подвахту выходят все. Даже судовой врач! Аврал захватывает и меня в свой рабочий круговорот. Я иду к боцману, беру робу, сапоги, резиновые перчатки. Боцман одобрительно хлопает по плечу, дает шкерочный нож.

— Сталь особая, рельсовая! Долго не затупится.

Я спускаюсь на рыбофабрику, встаю за рыбодел. Прицеливаюсь, хватаю с транспортера рыбу: крупного плотного хека, отсекаю голову вместе с жаберными крышками, вспарываю брюхо, выскребаю нутро, бросаю тушку на соседний транспортер.

Вначале шкерил по три-четыре рыбины за минуту, потом достиг «потолка», обрабатывая по семь штук. Запястья к концу вахты деревенеют — будто из ледышек. Это с непривычки. Матросы, так те за минуту ошкеривают по 14—16 рыбин. Руки у них быстрые, сноровистые. Разделанные тушки направляются в морозильные камеры, глазируются, упаковываются в картонные короба и по длинным ленточным транспортерам переправляются в трюмы.

Вся прочая рыба, не представляющая промысловой ценности, называется «мусорной», сбрасывается на конвейер, ведущий в мучной цех. В прилове попадается много разных и часто любопытных экземпляров. Вот, к примеру, морские бычки. В шутку матросы прозвали их тунеядцами, так как те ухитряются проживать в брюхе более крупных рыб. Есть и рыбки-«алкоголики». Будто после изрядной попойки они трясут хвостами, осовело вращают мутными глазами, разевают рты. Всеобщее внимание привлекает нелепая рыба с головой, похожей на кувалду. На плоских торцах головы-кувалды посажены квадратные глаза с фиолетовыми зрачками. Промыслового значения рыба-молот не имеет, поэтому тоже идет на муку — вместе с головой-кувалдой и фиолетовыми глазами.

Порой рыбофабрика сотрясается от свиста и скрежета — так плохо отточенная пила вгрызается в дубовый ствол. Это означает, что на автоматические ножи, установленные перед шнеком рыбомучной установки, попала рыба мерроу, или, как ее называют еще, каменный окунь. Рыба огромная, массивная, бока темно-серые, губы раздутые, старческие. Тело у мерроу настолько твердое, что кажется, будто оно вырублено из камня. От того ножи и визжат, словно неточеные: непросто рассечь такую «мякоть».

Рыбка-парашют, напротив, легка, невесома. Внешне небольшая, в пол-ладони, она мало чем отличается от других обитателей океана. Но вот ей вздумалось порезвиться в воздухе, она расправляет спинной плавник, придает ему подобие зонтика и, подхваченная воздушным течением, высоко парит над водой. Удалось повидать нам и редкую рыбку-слоника, всю в нежных переливах, со множеством эластичных плавничков: словно в добрые старые времена вырядилась провинциальная барышня для выезда на светский бал. Наделена эта рыбка любопытной особенностью. Есть у нее лапки, убирающиеся в живот.

— Заподлицо! — уточнил судовой плотник.

Лапки у нее тонкие, хрупкие, будто одеты в модные сапожки. С точеными носками! На высоком каблучке! Венчает морскую модницу длинный с закорючкой на конце отрост, напоминающий миниатюрный хоботок, за что и прозвали ее слоником.

По красоте одежд, элегантности движений первенство в подводном царстве, несомненно, принадлежит рыбе-юнкеру, которая тоже, как и все, отправляется на муку. А вот и звездочет! Голова тяжелая, рот и глаза расположены в верхней части головы, как бы даже на затылке. Будто рыба во всякое время суток поглядывает из сумеречных глубин океана на звездное небо, изучает его. Пинагор, похожий на зеленого обстриженного ежа, славен своим упрямством: когда наталкивается на камень, лежащий на дне, то старается во что бы то ни стало спихнуть его. Пинагор трудится в поте лица до тех пор, пока не сокрушит препятствия, и только затем продолжает дальнейший путь.

Рыбы в океане много всякой, названия прямо-таки диковинные: рыба-старушка, единорог, скалозуб, луциан — черное ухо, бумпер, рыба-солдат, псевдоприакантус, хилеминтерус — последняя хоть и мудрено называется, но с виду проста, мало чем отличается от обычного прудового карася.

Особенно запомнилась встреча с рыбой-луной. В море она держится у поверхности, кажется податливой желеобразной массой. На самом же деле тверда, как железо. Лишенная чешуи, она состоит как бы из сплошного хряща, который не в состоянии пробить даже острый шкерочный нож. Два крупных плавника — на спине и брюхе — образованы из белого нитевидного хряща, необычайно ломки, при небольшом усилии крошатся. Рыба-луна по своим размерам довольно крупная. Круглый узкий рот вооружен твердыми роговыми образованиями, служащими то ли зубами, то ли клювом, спрятанным в мягкой ткани рта.

Многое в этой рыбе представляется странным. Ведя неподвижный образ жизни, питаясь случайными отбросами и падалью, рыба-луна тем не менее обладает стальными челюстями. Для чего они ей? Поймать рыбу не способна. Возможно, для защиты? Но каменный панцирь вполне надежен. Еще более странным является мощное роговое образование, нависшее над верхней губой. Не ясно, что это: лоб или боевое приспособление? Многое в рыбе-луне трудно объяснимо. Внешне она схожа с камбалой: такая же плоская. Но камбала обитает на солидной глубине. Рыба-луна всю жизнь проводит на поверхности. Глаза у нее расположены так, что один всегда направлен вниз, другой же обозревает поверхность. Глаза у нее большие и необычайно выразительные, в них есть жизнь, чувство…

Несмотря на то что луна-рыба встречается весьма редко и далеко не каждому мореплавателю доводится увидеть ее, она тем не менее является самым плодовитым существом на планете, единовременно выметывает до трехсот миллионов икринок. Случись, что икринки все выживут — не только океан, но вся земля будет задавлена массой рыбы-луны.

Вначале «мусор» сбрасывается на автоматические ножи, рассекается на мелкие кусочки. Затем сырой фарш поступает в варильники, отжимается, прессуется, рыхлится, сушится раскаленным паром, засасывается вакуумом в специальный барабан, в центре которого, подобно вихрю, вращается диск с корундовыми ножичками, дробящими случайно уцелевшие кусочки. Только после всей этой индустриальной процедуры получается продукция в виде серо-зеленой пыли. Это и есть мука.

Не раз я удивлялся и, признаться, до сих пор не могу избавиться от этого чувства, когда в муке обнаруживал рыбьи глаза. Нежные хрусталики проходили через все круги ада: иссекались, варились, спрессовывались, перемалывались вместе с рыбьей требухой, — и все же оставались нетронутыми, сохраняли первозданную сочность расцветки и хрупкость. Из рыбьих глаз моряки склеивают красочные шкатулки, достойные украшать музейные витрины.

Старшему мастеру добычи лет тридцать пять. На палубе всегда работает обнаженным по пояс. Литые плечи, крепкий торс. Тело бронзовое, с наколками якорей и шхун. Шворить порывы в сетях он поручает матросам. Сам же предпочитает сращивать стальные огоны. Тралмейстерская свайка, схожая с коротким, остро отточенным ломиком, быстро ходит в его руках. Отработанными приемами майор расщепляет конец троса, выравнивает неподатливые нити, затем сплетает их. Делает это с легкостью, будто работает не со сталью, а укладывает девичьи косы. Руки проворно и сильно расправляются с металлом. Добытчик сращивает огоны старательно, вяжет их в наиболее сложном узоре.