Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Полной противоположностью морскому черту является тунец. Впервые мне довелось увидеть эту рыбу в субтропиках. Ровными косяками по тридцать-сорок штук тунцы совершали круги рядом с траулером. Их серебристые тела, отразив солнце, взрывались в глубине холодным нестерпимым блеском. Тунец — образец законченности и совершенства линий. Внутри него будто натянуты пружины. Овальное рыло, нервный хвост словно обтянуты станиолевой лентой, придающей рыбе обтекаемость и какую-то особую красоту.

Когда тунца вывалили из сетей на палубу, рыба забилась о доски нервно и сильно, тело вибрировало, резкие толчки высоко подбрасывали слиток живого серебра. Было похоже, что на палубу швырнули пружину, которая, сорвавшись с зажимов, стремительно раскручивается.

На свете нет рыбы, способной обогнать тунца. Перо хвоста у тунца расположено вертикально, в одной плоскости с туловищем. В том месте, где тело сужается, постепенно переходя в хвост, с обеих сторон тянутся выпуклые острые линии. Верхний плавник во время движения убирается в продольный паз. Спина у тунца зеленая, низ и бока выложены чистыми серебряными пластинами, а над ними — цветная полоса: она словно соткана из благородных узоров, будто вышита по глади.

С каждым подъемом трала океан оживает, голосит, наполняется движением, хлопаньем крыльев. За кормой творится невообразимое. Живой птичий вихрь, переполненный пронзительным галдежом, крутится над вспененным следом траулера. Пернатые неотступно сопровождают нас в длительном плавании. Траулер сделался для них надежным кормильцем. Птицы привыкли к рабочему кораблю, умело подстраиваются к его режиму. Когда трал спущен, они подолгу и молча парят над судном или дремлют неподалеку на воде. Кто-то из старых моряков по этому поводу заметил:

— Раньше бывало так: где птица, там ищи рыбу. Теперь наоборот: где рыбаки. — там и птица.

Птицы настолько привыкли к траулеру, что знают все команды, раздающиеся с мостика. Прикажет капитан или штурман: «Готовь лебедку!» — и стая начинает шевелиться, нервничать. Когда же раздается: «Отдать со стопора!» — стая с воплями устремляется к слипу. На птичий стол попадает вся рыба, выпавшая из сетей.

Одно время много хлопот доставляли птицы боцману. Особенно допекали небольшие юркие чайки. Они рассаживались на такелаже, седлали фок-мачту, поперечные балки, антенны. Громко вереща и перелетая с места на место, чайки густо обсыпали палубу пометом. Боцман едва успевал окатывать палубу морской водой. Ведь если вовремя этого не сделать, то пятна отвердеют и с такой крепостью прикипят к настилу, что потом и ножом не отдерешь. Боцман клял чаек, всячески боролся с ними: кричал в мегафон, свистел, включал тифон — птицам все нипочем. Сидят на снастях, переругиваются между собой, ожидают подъема трала, разделывают палубу и надстройки «под орех».

Боцману помогла буфетчица. Девушка сельская, она имеет при доме огород, знает, как отгонять грачей и ворон: чучелом да тряпками. Вот и посоветовала прицепить на мачты тряпки. Боцман так и сделал. С той поры чаек будто ветром сдуло. Боцман повеселел, зачислил буфетчицу в свои друзья, снабжал ее дефицитным хозяйственным мылом, кухонными халатами, подбивал отваливающиеся каблучки на туфлях. Одним словом — услуга за услугу.

Прожорливость некоторых морских птиц не имеет предела. Так, мы приметили темно-коричневую клушу со светлым ободком на шее. Подряд она проглотила семь рыбин средней величины. Зоб у клуши раздулся, птица отяжелела, едва удерживается на крыльях. Когда же высмотрела очередную рыбу, выпавшую из ячей трала, то подсела к ней, схватила, но заглотать не смогла. Клуша конвульсивно дергала шеей, мотала головой, пыталась протолкнуть добычу внутрь, но безуспешно: свободного места там не оказалось. Рыбий хвост торчал из клюва до тех пор, пока клуша, напрягши последние силы, не сумела все-таки затолкнуть рыбу в себя. А через полчаса эта же самая клуша вновь носилась за кормой, зычно кричала и жадно глотала рыбу.

Есть в ночном южном океане что-то, что заставляет подолгу смотреть в лишенное красок пространство. Время от времени влажную мглу прорезает луч прожектора, в ответ часто заморгает клотик: это штурманы соседних траулеров вызывают друг друга на разговоры к радиотелефону, называемому в морском обиходе «кораблем».

Как-то поздно задерживаюсь на крыле, уже стравили сети, идем замедленно. После суеты, связанной со спуском трала, циркуляцией, настает тишина. Лишь монотонно гудит гирокомпас. Наш телефон настроен на рабочий канал. В нем потрескивает, затем раздается хрипловатый голос:

— Кто работал клотиком?

Наш второй штурман, только что проверявший работу огней на клотике, берет трубку телефона:

— «Волопас» слушает. Прием!

— Пошли на одиннадцатый, — хрипит трубка.

Штурман крутит регулятор, настраивает аппарат на одиннадцатый канал. «Корабль» потрескивает, шипит. Через шум пробивается тот самый, хрипловатый голос:

— Здесь «Волопас»? Как слышишь? Прием.

— Слышимость нормальная, — подтверждает штурман.

— Кто у трубки?

— Второй штурман.

— А-а… ясненько! Старпом говорит с «Северного сияния». Как понял?

— Ясно понял. Прием.

— Лихо ваш клотик работает, настоящий прожектор! Как настроение? — Вопрос задается таким тоном, будто старпом и штурман закадычные друзья.

— В норме, — сдержанно отвечает штурман.

— Попадается рыбка?

— Да так. Есть кое-что.

— Рыбка, говорю, плавает? — наседает старпом.

— А что же ей делать? Плавает — на то она и рыба.

Разговор не ладится. Штурман явно темнит. Старпом лезет напролом.

— Много ее? Прием!

— Чего?

— Ры-ы-бы-ы!

— Не понял, какие-то разряды.

— К черту заряды, — рычит старпом. — Нехорошо скрывать, не по-товарищески.

Пауза длится минуту-другую, но старпом не бросает трубку. Видно, поднаторел в рыбацком деле, решил не отступаться, переходит на дипломатические рельсы.

— Да-а, что-то голос знакомый, — говорит старпом вкрадчиво, точно ласкает голосом. — Может, ходили вместе?

— Не доводилось, — отвечает штурман.

— А на плавбазе?

— Нет.

— Ты что ж, моря еще не нюхал? Случаем, не ходил на «Маточкином Шаре»?

— Ходил.

— Так мы же кореши! — захлебывается старпом. — Неужто ты, Володя?

— А-а, — живо откликается наш штурман. — Старпом? Родион Еремеевич?

— Ну, он и есть. Вместе штормовались, льды рубали! До сих пор поясницу ломает! Кто бы подумал, что свидимся в тропиках? Рад слышать тебя, Володя! Давно из порта?

— Три месяца.

— А-а, ясненько! А мы только притопали… Поздравляю от всей души!

— С чем поздравляете? — настораживается штурман.