Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Но возмутились минеры, закричав, что они для борьбы с броненосцами кладут в мину сорок фунтов взрывчатки, а тут для какой-то деревянной мелочи — двести пудов! С ума сошел! Столько взрывчатки и не собрать. А еще предстоит выставить десять — двенадцать минных заграждений, и прежде всего в Сулинском и Георгиевском гирлах.

Ночью, выждав, когда ветер разогнал дождевые тучи, катера «Птичка» и «Царевна», на которой сумели установить небольшую пушку, ведя на буксире по три брандера, вышли в Дунай. На катерах были никоновские разведчики Михеев и Ленков, хорошо изучившие расположение судов и пристаней турок.

Оставив лейтенанта Шестакова с брандерами у своего берега, Дубасов на «Птичке» отправился на рекогносцировку. «Птичка» двигалась самым малым ходом, чтобы не выдать себя шумом. Вошла в протоку и, как показал Ленков, подошла к пароходу сажей на триста. Снизу донеслось шлепанье плиц колес второго парохода. Он или патрулировал или подтаскивал баржи с лесом. В этой обстановке пускать брандеры было рискованно. Пароходы, один под парами, второй на ходу, с помощью шестов или крючьев оттащили бы горящие брандеры на безопасное расстояние. Дубасов решил сначала прогнать верхний пароход, чтоб иметь возможность пустить брандер. А шел уже четвертый час утра.

«Птичка», взяв на буксир один брандер, снова направилась в протоку. За ней, оставив все брандеры у берега, подошла к началу протоки «Царевна», чтобы из своей пушчонки открыть огонь по пароходу, как только его осветит брандер Дубасова. «Птичка» углубилась в протоку и почти напротив неприятельской батареи, буквально под носом парохода, Дубасов приказал зажечь фитили и повернул «Птичку» обратно.

Через пять-шесть минут брандер вспыхнул, осветил оба берега и пароход. Возле него взлетел столб воды. Это ударила «Царевна». Уходя дальше, Дубасов заметил, что брандер уже миновал пароход и течением его несло прямо на барки и понтоны. На палубе парохода суетилась артиллерийская прислуга, и матросы отдавали заведенные на берег швартовы.

С берега и острова затрещали ружейные выстрелы. Это палили по брандеру. Батареи на острове молчали, они были окопаны так, что стрелять по левому берегу и вести огонь себе в тыл не могли. А для парохода и береговых батарей брандер уже был в мертвой зоне. И если пароход снизу не успеет его перехватить, то брандер наверняка запалит понтоны и барки.

Грянули орудия парохода и островных батарей, они палили по вспышкам «Царевны». Затем с острова на берег высыпала пехота и тоже стала залпами сыпать по «Царевне». Занявшие позиции на левом берегу солдаты Омского полка вступили в перестрелку с турками. Ведя огонь из единственной пушчонки, «Царевна» уходила вверх, отвлекая внимание неприятеля от пяти оставленных у берега брандеров.

Но вот «Царевна» прекратила огонь, постреляв немного наугад; замолкли вражеские пушки, стихла ружейная перестрелка; стали слышны крики людей, тушащих пожар.

Выждав еще около часу, катера вернулись за брандерами и увели их снова в Калараш. Начинался рассвет, и следующую атаку брандерами решили отложить до более удобного случая.

Через трое суток Михеев и Ленков, Барос и Нефедов доложили, что по рассказам местных жителей турки перестали строить понтоны, а уцелевшие барки спустили куда-то по течению.

В тот год невесело острили, что русские принесли на Балканы свой климат. В Северной Болгарии необычно рано выпал снег, над Шипкинским перевалом засвистела пурга, позднее ударили трескучие морозы. А на самом левом фланге русской армии в нижнем течении Дуная прочно установилась… балтийская осень. Почти не переставая лил мелкий колючий дождь, часто налетали восточные шквалы и штормы, подымая воду в реке.

Ночью катер «Птичка» вошел в Сулинское гирло.

— Знаешь, Михаил Федорович, — признался Шестаков Никонову, — ну никак сейчас не могу убедить себя, что идем по Дунаю, все кажется, что по Неве от Шлиссельбурга к Ивановским порогам. Заросшие болотистые берега и этот, наипротивнейший дождь. Чего вы в свой каучук не облачились?

— Наши костюмы — заплата на заплате и текут, — ответил Никонов. — Запросил через адмирала новые костюмы. Обещал. Улита едет. А у нас по вине баталера клей загустел. Где достать такой редкий продукт, как бензин? В бухарестских аптеках его сейчас нет, наверное, господа офицеры разобрали чистить запачканные в ресторанах мундиры. Скипидар и керосин для клея не годятся. Взял с собой три наиболее целых костюма, но наденем только когда придется плыть. Нам еще черт знает сколько тащиться по плавням, там коряга на коряге, и одни лохмотья останутся.

Намечалась очередная демонстрационная вылазка против Сулинского порта, где по-прежнему, угрожая ударом во фланг и тыл, стояли неприятельские речные и морские броненосцы. Напуганные отчаянными ночными атаками катеров лейтенанта Макарова, который недавно на Сухумском рейде подорвал броненосец «Ассари-Шефкет», корабли окружали себя защитными бревенчатыми бонами и мелкими патрульными судами.

Но и это не было надежной защитой.

Еще в конце мая на Сулинском рейде поднялся переполох, надрывались гудки и колокола громкого боя, гремели выстрелы. В темноте казалось, что броненосцы хрипели и дергали якорные цепи, как лошади на коновязи, почуявшие волка. Это на рейд проникли два катера, спущенные в пяти милях от Сулина с макаровского парохода «Константин». Вскоре громовой раскат потряс броненосец «Иджалие», затем в глубине рейда раздался еще взрыв. Корабль от гибели спасли боновые заграждения, но он надолго вышел из строя. В этой атаке русские потеряли один катер лейтенанта Пущина. Поврежденный катер он приказал затопить, а команде спасаться вплавь. Тут она и была захвачена в плен.

24 сентября с моря к Сулину подошла флотилия капитан-лейтенанта Дикова из трех винтовых шхун, двух колесных буксиров и семи паровых катеров. Кроме артиллерии, корабли несли 90 мин, 75 боевых рает и 3 ркоты Дорогобужского полка. Произошел артиллерийский и ружейный бой. Был потоплен турецкий пароход «Картал», а броненосный корвет «Хивзи-Рахман» загорелся и вышел из боя. Выставив два минных заграждения, флотилия Дикова ушла в море, потеряв в этой схватке двоих убитыми и четверых ранеными.

Дальнейшие действия флотилии были остановлены неожиданной телеграммой военного министра генералу Веревкину — командиру отряда, занимавшему левобережье устья Дуная. Милютин запретил подвергать Сулин артиллерийскому обстрелу во избежание международного конфликта, ибо в городе, кроме аккредитованных иностранных консульств, появилось много миссий: английская, французская, немецкая… Но в то же время министр предлагал периодически производить демонстрационные вылазки против кораблей и порта Сулина, при условии, что не пострадают иностранные граждане и учреждения.