Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

По берегу, навстречу вражескому кораблю, во весь опор мчались конные батареи и бежали роты стрелков.

Вслед катерам и шлюпкам кричали:

— Если пропустите, лучше не возвращайтесь!

Огибая остров, «Красотка» села на мель, машина оказалась бессильной. Тогда матросы попрыгали в воду и стали спихивать суденышко.

«Красотка» сошла с мели, ее догнали «Опыт» и «Генерал-адмирал». Обогнув остров, они увидели, что снизу первым идет броненосный корвет «Хивзи-Рахман», а за ним броненосец «Мукадем-Хаир». Русские катера, развернувшись фронтом, пошли на покрытые стальными панцирями исполины, подняв на нос шесты с минами. Оба корабля тотчас открыли огонь из пушек и винтовок, но катера упорно пенили носами воду. За ними, разделившись на две группы, часто взмахивая веслами, шла абордажная флотилия. Тогда оба турецких корабля, не переставая стрелять, повернули обратно. Их командиры помнили судьбу «Сельфи» и подвиг «Шутки» в ее героическом поединке с двумя кораблями. Переправа была спасена.

Когда навели понтонные мосты и расширили плацдарм, то подсчитали потери и удивились. Переправа через такую большую реку обошлась всего в 800 убитыми и ранеными, а по ней прошло почти четверть миллиона войск. Среди погибших числился и матрос Семен Лопатин, назначенный на понтон № 17.

Пять дней спустя, вверх по течению медленно шла шлюпка, таща на буксире найденный у берега исправный понтон. Вдруг левый загребной Михеев замер и произнес:

— Братцы, кажись, Семка Лопатин кличет.

Сидевший за рулем боцман Хлудов невольно взглянул в небо:

— С того света, что ли?

— Господин боцман, ей-богу, слышал!

— Суши весла! Тихо!

Все замерли и расслышали слабый хриплый голос:

— Бра-а-а-тцы… Михе-е-ев!

— Весла на воду! Навались! — скомандовал Хлудов и направил шлюпку к крохотному заросшему камышом островку.

Вскоре различили торчавшую из воды голову с лихорадочно блестевшими глазами.

— Семен? Живой? Давай руку!

— Нету у меня рук, братцы, за голову тяните.

Когда матроса втащили в шлюпку, то увидели на его правом плече и левой руке рваные гнойные раны.

Шлюпка тронулась дальше. Михеев макал за борт ржаной сухарь, разгрызал его, совал в рот Лопатину. Тот жевал, проглатывал и рассказывал о своих злоключениях.

Понтон № 17 с восемью гребцами и сорока пятью солдатами Минского полка перед рассветом на третьем рейсе угодил под огонь прорвавшегося к берегу свежего турецкого табора. Стреляли почти в упор. Солдаты бросились на берег, и неизвестно, кто уцелел. Понтон отошел обратно всего с четырьмя гребцами. Вскоре трое свалились за борт. Оставшись один, Семен греб, стоя во весь рост, но понтон неумолимо несло к турецкому берегу. В это время пуля угодила в правое плечо. Желая избежать плена, матрос бросился в Дунай к темневшему невдалеке островку. И когда Лопатин выбрался на него, шальная пуля ударила в левую руку.

Семен прожил на острове пять суток. Ночью трясло от холода и приступов лихорадки, невыносимо болели раны. Днем забирался по шею в воду, чтобы смыть гной и чуть успокоить боль. Питался, собирая ртом ягоды, выдирал зубами камышины и съедал их корни. Несколько раз мимо острова проходили минные катера, но Лопатина не заметили и не расслышали его крика. И вот наконец показалась шлюпка со своими ребятами…

Позже из газет разведчики узнали, что Семен награжден «Георгием».

С юга отдаленной грозой доносились орудийные раскаты. Они уже звучали над Болгарией. По понтонным мостам непрерывным потоком двигались войска. Чуть ниже мостов в устье реки Текир-дере стояли шлюпки и лодки лейтенанта Никонова, готовые в любой момент прийти на помощь понтонерам или к абордажной схватке с неприятельскими кораблями. Матросы сидели кто в шлюпках, кто возле, на берегу.

Никонов читал газеты, поступившие с последней почтой.

Французская газета писала, что после переправы русских войск султан окружил себя гадальщиками и оракулами. Они наворожили, что спаситель-главнокомандующий появится тогда, когда курица высидит орленка. По приказу султана смельчаки достали со скалы орлиные яйца. Султан сам ухаживал за наседкой, не доверяя никому это важное государственное дело. Далее газета комментировала, что из яйца вылупился довольно великовозрастный и прожорливый птенец — известный авантюрист Карл Дитрих (Детруа), который тотчас принял ислам и под именем Ахмета-Али-паши стал главнокомандующим вместо смещенного султаном престарелого Абдулы-Керим-паши. Заодно был снят и военный министр Редиф-паша.

По поводу же главной переправы русских через Дунай газета заявляла, что это удалось только благодаря известной лености и беспечности турок. Один корреспондент доказывал, что броненосец «Люфти-Джелиль» не мог погибнуть от огня русских батарей, он-де взорвался от нечаянно уроненной в погреб горящей сигары. «Скажите, англичане всегда во время боя расхаживают по кораблю с сигарами в зубах? — иронически спрашивал корреспондент. — А все двери в пороховые погреба распахнуты настежь, как окна в жаркий летний день?» О потоплении монитора «Сельфи» было сообщено в нескольких строчках, но зато появилась пространная статья о том, что русские моряки ведут войну дикарским способом, тайно по ночам нападая на корабли и посты… Никонов на миг представил статью под заголовком: «Русские варвары вопреки всем законам современной морской войны взяли на абордаж броненосец «Хивзи-Рахман»!» А взяли бы, заявили разведчики, если бы его прежде не прогнали минные катера.

Отложив газеты, Никонов вдруг заметил странное поведение разведчиков-болгар. Они стояли на берегу Дуная неподвижно, с жадностью глядя на переправу.

В бинокль Никонов различил идущих по мосту солдат в черных двубортных мундирах. Под развернутым Самарским знаменем шли освобождать свою родину бригады Болгарского ополчения [32] Это знамя было вышито женщинами Самары еще во время Апрельского восстания в 1876 году. Вручено Болгарскому ополчению в мае 1877 года. И поныне ежегодно под Самарским знаменем выпускникам Софийского военного училища вручаются офицерские погоны. .

Лейтенант подозвал разведчиков к себе. Подошли все пятеро, вытянулись по команде смирно, в парусиновых матросских робах без погон и в бескозырках без ленточек. Никонов кивнул в сторону переправ:

— Ваши?

В ответ все пятеро выразительно вздохнули.

— Идут на Балканы, — продолжил лейтенант и замолчал, пристально вглядываясь в лица потупившихся разведчиков, потом твердо сказал: — Вполне вас понимаю, братцы-болгары. Держать не стану. Поступайте как хотите. Дам вам отличные рекомендации и аттестации самому генералу Столетову.

Разведчики молчали, их головы невольно поворачивались в сторону переправы. Никонов понимал, что у них сейчас, кроме желания бороться с османами, есть и обида, что их соотечественники идут на родину в форме солдат Болгарского ополчения, со своим знаменем, а эти всего только числятся вольнорабочими отряда пловцов-охотников. Но тут лейтенант им ничем помочь не мог. Хорошо еще, что флотское начальство смотрит сквозь пальцы на его самовольство. Наконец, переступив с ноги на ногу, Йордан Вылчев спросил: