Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

В этот момент другая лодка вышла в атаку на тральщик. До моряков, находившихся на катере и понтоне, донесся взрыв. Торпеда угодила прямо по центру корабля, и он скрылся под водой. Над горсткой моряков героического экипажа сомкнулись воды Карского моря, военно-морской флаг, гордо реющий на флагштоке, ушел под воду неспущенным.

Вскоре начался шторм, в снежном заряде потерялся из виду моторный катер. Тщетными оказались его поиски. Старшина Дороненко решил, что понтон все время надо направлять на юго-запад. …А берега все не было видно.

Анатолий Негара прижался спиной к старшине Дороненко и в тяжелом забытьи вспоминал первую встречу с командиром корабля. «Наше флотское дело — нелегкое, дерзкое, кто слаб духом — тому не быть настоящим моряком. Ясно?» — говорил юнге Дмитрий Алексеевич Лысов. «Ясно, товарищ капитан-лейтенант, не подведу!» А еще вспоминал юнга Павку Корчагина — своего любимого героя. На тральщике осталась тетрадочка, куда записывал юнга понравившиеся мысли, высказывания отважного комсомольца, рожденного в огне и буре революции и гражданской войны. Одна мысль крепко засела в голове у Анатолия Негары: «Кто не горит, тот коптит. Это — закон. Да здравствует пламя жизни!»

На третий день вдали показалась земля. В просветы, когда последние осенние лучи солнца пробивались через толщу облаков, на горизонте вырисовывались черные очертания холмистого мрачного берега. Никто из моряков тогда не знал, что их понтон несло к островам архипелага Скотт-Гансена. Они были открыты 25 августа 1893 года, когда судно «Фрам» арктической экспедиции Фритьофа Нансена натолкнулось на эти семь островов. Неизвестные острова обследовал лейтенант норвежского флота Сигурд Скотт-Гансен, занимавшийся в экспедиции Нансена метео-астрономическими и магнитными наблюдениями. Суровый берег, на котором оказались моряки с тральщика ТЩ-120, был тихим, безлюдным, в северной части поднимались крутым горбом скалистые горы, низменность усыпана галькой и валунами. Измученные люди, отдавшие борьбе со стихией последние силы, замертво повалились под камни-валуны, укрывшись за ними от пронизывающего ветра, и, согревая друг друга телами, заснули, вконец измученные пережитой трагедией.

Утром следующего дня пошел снег. Мягкий, пушистый — он ложился на землю большими белыми хлопьями. Кругом было тихо и спокойно. Только изредка раздавались крики кайры, но она летала где-то в стороне от берега.

Еще одна отчаянная попытка! Старшина 1-ой статьи Дороненко принимает решение послать людей искать материк. А кого пошлешь? Среди моряков есть раненые и тяжелобольные. Снова рисковать жизнью могут только добровольцы, те, кто мог еще стоять на ногах, кто способен был выдержать без пищи и без воды еще одно плавание на неуправляемом понтоне…

— Товарищ старшина, — обратился юнга к Дороненко, — давайте сработаем парус. Меня в школе юнг морской практике обучали знатоки этого дела.

Подсказка Анатолия пришлась по душе старшине. Начали собирать вещи, которые могли бы послужить материалом для паруса. Пригодился и бросательный конец, его распустили на тонкие каболки, единственное весло приспособили под руль, второго на понтоне уже не было, потеряли, когда подходили к берегу, его выбило волной из ослабевших рук моряков.

«Дальнейшая наша история может быть изложена в нескольких словах, — написал мне о своей «одиссее» Анатолий Александрович Негара. — Мы подняли парус над понтоном и пустились в новое плавание. Нас было пятеро. Глубокой ночью, в кромешной тьме, наше «суденышко» прибило к мысу полуострова Таймыр. Песок смягчил удар, а будь гранитная скала — неминуемая гибель. Мы не стали дожидаться рассвета, пошли бродить по берегу. Сначала собирали сушник, выброшенный морем, а натолкнулись на какие-то ящики, плот. Развели огонь, обогрелись. Рядом с плотом в песке оказался мешок с мукой. Сварили болтушку. Так на материке, впервые за дни скитания, поели горячего. На восьмой или девятый день, точно не помню, я вызвался пойти в разведку. Со мной отправился еще один матрос. Шли мы в основном вдоль береговой кромки. Километрах в пяти дорогу нам перегородил полузатонувший баркас. На нем чудом сохранился компас. Теперь можно было уверенно держать курс на запад… Часа через три ходьбы, немощной и вялой, мы неожиданно вышли к сигнально-наблюдательному посту (СНП), находившемуся на мысе Михайлова. Так мы оказались в кругу друзей-моряков береговой службы…»

В штабе Беломорской флотилии забили тревогу. Командующий вице-адмирал Ю. А. Пантелеев срочно запросил штаб Карской военно-морской базы на Диксоне. Никто не знал, когда и куда подевался ТЩ-120. Сначала все считали корабль и его экипаж без вести пропавшим, потом выяснилось, что часть команды спаслась… Штаб получил с Диксона новое известие: «За командой ТЩ-120 выслан тральщик». А вслед за ним на помощь морякам погибшего тральщика вышли еще два корабля.

Людей с острова Скотт-Гансена снял ТШ-115 под командованием капитан-лейтенанта А. И. Иванникова, впоследствии Героя Советского Союза.

Адмирал Ю. А. Пантелеев, воскрешая малоизвестные страницы войны, писал:

«…сегодня невозможно без волнения вспоминать эту героическую историю. Мы искренне сожалели, что не появилось о ней хотя бы коротенькой информации. Но нельзя допустить, чтобы оставалось в неизвестности имя доблестного командира капитан-лейтенанта Дмитрия Алексеевича Лысова, его боевых друзей — офицеров, старшин и матросов. Свой воинский долг перед Родиной они исполнили с честью, и слава о них будет жить в памяти потомков».

Впервые услышал я о капитане Белодворцеве еще в 1943 году. Ранней весной того военного года меня вместе с еще двумя курсантами речного училища направили для прохождения практики на буксирный пароход «Лось». Пароход даже для того времени был неказист: плицы гребного колеса деревянные, мощность всего около сотни лошадиных сил, тяговое усилие, как говорится, аховое. Но шла война, и наш «Лось» в ту весну выполнял весьма важное задание: мы буксировали до Рыбинска баржу с военным грузом. Выполнив задание, «Лось» двинулся во Владимировку с возом порожних барж, предназначенных для баскунчакской соли.

Этот рейс проходил через три месяца после разгрома фашистов у Сталинграда. И хотя война ушла от берегов Волги, опасность все еще подстерегала водников: фашисты накидали в реку с самолетов множество магнитных мин.

В тот майский день Волгу у Сталинграда штормило. От качки и близких взрывов наше состояние не было особенно бодрым, но мы крепились и пытались шутить, не забывая держаться поближе к ходовой рубке, поближе к капитану. Когда он был рядом, никому и в голову не могла даже прийти мысль, что с нами может что-то случиться.