Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Очнувшись после падения, оставшиеся на льду люди увидели, что «Италия» быстро уносится ветром на восток. При падении один человек был убит, двое ранены; у самого Нобиле были сломаны рука и нога. Всего на льду, не считая убитого моториста, оказалось девять человек — так называемая группа Нобиле. Вместе с оболочкой дирижабля унесло шесть человек.

Через пять с половиной часов после катастрофы радист Бьяджи наладил радиостанцию и стал посылать сигналы бедствия, но на базе экспедиции — судне «Читта-ди-Милано» радиовахту не несли. «Мы думали, — объяснял впоследствии капитан судна, — что на «Италии» радио не действует, а потому и не считали нужным прислушиваться». Только 3 июня советский сельский радиолюбитель Николай Шмидт из села Вознесенье-Вохма Северного края принял эти сигналы. Денег, чтобы дать телеграмму в Москву, у него не было. На почте поверили в долг. Вскоре с лагерем Нобиле была установлена прямая связь.

Падение дирижабля произошло к северу от одного из островов Шпицбергена — Северо-Восточной Земли, на 81°14′ северной широты и 20°25′ восточной долготы. Лед дрейфовал, и 30 мая группа Нобиле увидела на горизонте землю. Это были маленькие островки Брок и Фойнё, лежащие примерно в двадцати милях к северо-востоку от Шпицбергена. Нобиле по настоянию двух итальянских капитанов Цаппи и Мариано отправил их на острова во главе с Мальмгреном. Предполагалось, что они доберутся до северного побережья Шпицбергена, встретят там промышленников и организуют помощь оставшимся. Но эти расчеты не оправдались: дрейф льдов уносил людей в сторону от земли.

Таким образом, экипаж «Италии» оказался разобщенным на три группы: Нобиле, Мальмгрена и Алессандрини (те, что были унесены на дирижабле), — что усложнило задачу их спасения. Когда 25 мая прекратилась связь с Нобиле, Страна Советов первая откликнулась на призыв о помощи. Уже 29 мая Советское правительство организовало Комитет по спасению дирижабля «Италия». В течение суток в район бедствия было отправлено экспедиционное судно «Персей». Чуть позже были подготовлены и отправились к западным берегам Земли Франца-Иосифа ледокольные пароходы «Седов» и «Малыгин». Последнему была придана летная группа полярного летчика М. С. Бабушкина.

И вот теперь готовился к плаванию «Красин». По его мостику от крыла к крылу размеренным шагом ходил высокий, с плотной фигурой и открытым располагающим лицом человек с нашивками капитана на рукавах форменной тужурки. «Он мало говорит, но много делает», — отзывался о нем начальник порта, предлагая его капитаном на «Красин». Это Карл Павлович Эгги. Он с малых лет связал свою жизнь с морем. До нового назначения уже три года был командиром ледокола «Ленин».

Много времени отняла погрузка тяжелого самолета «ЮГ-1». Первыми были погружены и закреплены на верхней палубе плоскости и стабилизатор самолета. Сам фюзеляж установили на специально построенную по чертежам Б. Г. Чухновского площадку, расположенную между трубами ледокола.

— Этот «эшафот», — шутил он, — должен спасти моего «Красного медведя» не только от волн, но и брызг морской воды! — Самолету были присвоены позывные «КМ». Поэтому и назвал так Борис Григорьевич свою машину.

В 15 часов 15 минут 15 июня загремели якорные цепи, заработали машины, ледокол дрогнул и начал свой героический путь к широтам, куда еще ни разу не проникали корабли. Капитан Эгги достал из кармана аккуратно сложенную газету «Нью-Лидер»:

— Объявляю во всеуслышание оценку нашей работы английскими «учеными»: «Так могут собираться большевики или сумасшедшие». Как вам это нравится? Конечно, — рассуждал далее вслух Эгги, — если учесть, что Фритьоф Нансен готовился к экспедиции на «Фраме» восемь лет, то мы в глазах буржуев выглядим людьми ненормальными. Но то, что большевики могут сделать невозможное возможным — мы доказали делом. — И скомандовал: — Полный вперед!

И действительно, на что зарубежные полярные исследователи тратили годы, советские люди сделали за 104 часа. «Красин» расконсервировали и на него погрузили годовой запас снаряжения и продуктов на 136 человек, 800 тонн пресной воды и 3000 тонн угля менее чем за четверо суток.

21 июня короткая стоянка в Бергене, погрузка угля, прием котельной и питьевой воды, и «Красин» вновь идет туда, где ждут его попавшие в беду люди.

Уголь — залог успеха. Горы его заполняют не только бункеры, но и палубу. Только бы дойти, только бы спасти — этой мыслью живут все, об этом говорят во все часы дня, ночи в любом уголке корабля.

В Бергене «Красин» провожали десятки шлюпок и катеров, норвежцы кричали:

— Спасите Амундсена! Привезите нам нашего Руала!

Несмотря на серьезную размолвку с Нобиле, Руал Амундсен вылетел из Тромсе с пятью товарищами на французском самолете «Латам» на поиски его и не вернулся. «Красин» отклонился от маршрута и прошел вблизи острова Медвежьего, где, возможно, погиб «Латам». Здесь бороздили воды промысловые суда, надеясь найти какие-нибудь следы Амундсена.

25 июня в полночь красинцы услыхали по радио весть: «Генерал Нобиле увезен из лагеря «Красная палатка» шведским летчиком Лундборгом». Улетая со льдины, Нобиле рассчитывал возглавить дальнейшие спасательные операции, в организации которых он видел полную неразбериху. Но на борту «Читта-ди-Милано» он оказался на положении пленника. Только один раз Нобиле удалось вмешаться в дела командира плавбазы: он отменил его приказ капитану Вильери, оставшемуся после отлета Нобиле старшим по лагерю «Красная палатка», чтобы все находившиеся там люди отправились пешком к ближайшему из островов, бросив при этом раненого Чечиони.

К 30 июня «Красин» обогнул Шпицберген. Лед становился все плотнее, все труднее давалось продвижение вперед. 2 июля достигли 81 параллели.

Пересечена линия, именуемая в лоциях границей доступности плавания. Судно шло по немереным глубинам. Лед с исполинской силой давил на стальной корпус. Не щадя сил, в нервном ожидании, порой сутками без сна работали люди. Но тяжелее всех приходилось кочегарам. Их было на корабле шестьдесят четыре. Ведь «Красин» угольщик, и его котлы за сутки «сжирали» по сто тридцать тонн.

Машинисты и кочегары, отстояв свою смену, еле выползали из своего клокочущего ада. Они садились, повесив обессилевшие руки между колен. Пот продолжал лить со лба, хотя вокруг уже не было котельного зноя и не звонил нескончаемо телеграф.

На другой день «Красин» вошел в мощный сплоченный лед, толщина которого достигала трех метров. Командир ледокола с горечью доложил начальнику экспедиции:

— За вахту мы прошли полторы мили. Корпус сильно вибрирует. Очевидно, что-то с винтами. Надо осмотреть.

— Надо, — ответил Самойлович, — приступайте к работе!