Пётр Гаврилов - Пионеры на море

Мелкие мошки без-устали вились в ярком луче прожектора, фосфорические рыбешки выпрыгивали из свинцовой воды и, сверкнув чешуей, падали обратно, как живые брильянты.

Обводы крейсера пылали белыми и голубыми огнями, винты подымали каскады затейливой фосфорической пены.

Близость Сахары давала себя знать. Воздух, насыщенный электричеством, закупоривал легкие. Испарина, выступая на теле, вызывала мелкую надоедливую сыпь. И стоило только дотронуться до нее, как она перекидывалась по всему телу.

Крейсер часто останавливался, пропуская встречные пароходы. Тогда из непроглядной тьмы вырывались чужие крики и пропадали, как камни в омуте.

Ребята ворочались на подвесных койках, сбросив с себя простыни. Кто-то сонный, волоча за собой простыню, полез по трапу. За ним потянулись десятки таких же фигур. Не отставали и приятели.

Наверху было немного легче дышать, но миллиарды москитов, облепив голые тела, беспощадно жалили разъеденные тропической сыпью спины и руки.

Накрывшись простыней с головой, краснофлотцы думали избавиться от маленьких палачей. Но даже под легкой простыней было душно. Опять скидывались простыни, и звонкие шлепки нарушали тишину тропической ночи.

— Что, проняло? Это еще игрушка. Вот в Красном море — ой!.. ой!.. — тяжелый же переход будет, — забормотал кто-то из темноты, яростно уничтожая звонкими шлепками москитов.

Мишка плаксиво протянул:

— Словно муравьи на теле ползают, Гришка! Зудит, зудит… и пот тоже…

— А ты не чешись.

— А если чешется?

— А ты думай, что в это время с отрядом в Клязьме купаешься, а вода холодная, холодная. А, черт! В самый нос укусил. Отчепись ты, Мишка, спи! Все порядочные моряки сейчас спят.

Тяжелые мысли ворочались в Мишкиной голове и гнали сон. Как живой перед ним стоял отец. Мишка знал, как скучно теперь ему одному в пустых гулких комнатах. Потом вспомнился отряд. В отряде — кутерьма, сборы, крики, песни… Потом опять отец…

— Ну, право же, папка, никогда я не убегу от тебя… никогда больше не буду…

— Чего не будешь? — бормочет во сне Гришка.

— Я… я… не буду спать на палубе… Москиты совсем с ума сошли.

Пять суток шел крейсер по раскаленному Красному морю. Стоявшее прямо над головой солнце беспощадно жарило, накаляя железо, медные части и палубу. Команда работала в одних трусиках. Специальный вахтенный из шланга обливал людей, которые то и дело выбегали наверх под освежающий душ. Но соленая вода разъедала потную кожу, и на ней высыпала тропическая сыпь.

После обеда Мишка заснул в тени под тентом. Корабль переменил курс, и голая спина спящего Мишки оказалась на солнцепеке. В несколько минут она покраснела и вздулась огромными белыми пузырями. К вечеру Мишка не мог двинуть ни рукой ни ногой. Тело горело, словно обваренное кипятком. Трепала лихорадка. Гнойными нарывами покрылась спина. Ночью в бреду, с гноящейся спиной, Мишка метался на подвешенной койке, корчась от боли, москитов и сыпи.

Без приятеля Гришка приуныл. Стало скучно в камбузе. Кок одурел от жары, еле ворочал языком и безжалостно пересаливал борщ. Команде недоставало пресной воды, собаке ее не давали вовсе. Верный совсем ошалел. Глаза его налились кровью, и пена выступала на обнаженных клыках.

Ночью Гришка корпел с Петелькиным над очередной стенгазетой. В работе забывался зуд, и жара казалась не такой безжалостной.

После обеда комиссар приказал рулевому взять Гришку под свою опеку. Радостный и гордый, Гришка не заметил, что смола в пазах палубы от жары растаяла и расползлась черными струйками. Босой Гришка впопыхах наступил на один из подтеков; сначала попробовал подурачиться, а через секунду вертелся по палубе, мыча от боли.

Смола нестерпимо жгла пятки. Гришка сгоряча сел на какую-то медную часть, накалившуюся на солнце, вскрикнул и, потирая обожженное место, пулей взлетел на мостик под благодатный тент.

Разомлевший от жары Петелькин рад был свалить с себя вахту.

Вахтенный начальник, смерив ироническим взглядом морщившегося от жары Гришку, усмехнулся уголками рта.

— Стойте сзади Чернова, товарищ рулевой, следите за курсом.

— Есть… Вот, следовательно, Чернов, этот прибор — компас; а в нем, стало-быть, плавают картушка с поплавком, а на ней — румбы. А вот, следовательно, на стенке компаса, черточка: это курсовая черта. Курс сейчас дан SS W°. Вот. Сейчас на курсе. Видишь? Так и держи. Корабль вправо пойдет, — ты влево штурвалом. Соблюдай диаметральную плоскость, следовательно, и спокойствие.

Гришка мало понял Петелькина, но курсовую черту и уткнувшийся в нее румб SS W° видел. Сердце мальчугана замирало от радости.

Вот она — настоящая вахта!

Красное море дышало жаром, как огромная лохань, наполненная расплавленным свинцом.

Сигнальщик водил подзорной трубой по горизонту. Вахтенный начальник одним глазом дремал, другим следил за Петелькиным и Гришкой. Гришка крепко ухватился за штурвал, не спуская глаз с курсовой черты. Петелькин внимательно следил за Гришкой.

Картушка несколько секунд стояла на месте, потом легонько тронулась и поползла вправо. Гришка замер, радостно тукало сердце, краска залила лицо. Просто не верилось, что крейсер так легко повинуется Гришкиной руке. Картушка упрямо ползла вправо.

Петелькин сердито прошептал:

— Влево, Чернов, больше лево!

Гришка налег на штурвал, с наслаждением перебрал две спицы. Картушка, словно нехотя, остановилась на секунду и лениво поползла влево.

Петелькин зашептал громче:

— Право теперь, — право, товарищ Чернов!

Гришка завертел штурвалом вправо. Стрелки компаса, зайдя градусов на пять, опять остановились.

«Встанет или нет, встанет или нет?» — мысленно гадал Гришка.

Картушка, упрямей и быстрей двигаясь вправо, откатилась на семь градусов и опять остановилась. Вахтенный начальник, открыв второй глаз, медленно повернулся к корме. Петелькин, приплясывая на одной ноге, за спиной Гришки яростно шипел:

— Вправо, вправо, э, черт! На обратный курс ложится — ей-бо, в Египет обратно хочет!

Вахтенный начальник рявкнул:

— Товарищ Петелькин, смените товарища Чернова на штурвале.

Петелькин грубо оттолкнул Гришку, схватился за штурвал, завертел им. Смущенный Гришка стоял в сторонке, почесывая рыжие космы. Вахтенный начальник взял его за плечи, повернул к корме крейсера и показал туда пальцем. Гришка увидел, что забортная струя, ровная, как длинный половик, теперь сломалась и стала похожа на змею от вилявшего под его управлением корабля.

— Товарищ Чернов, идите в камбуз. На первый раз — неважно. Этак не только обратно в Порт-Саид можно придти, но и в Архангельск! Займитесь пока лучше картошкой!